Перед рассветом - [46]

— Если вы рассчитываете, что я всю ночь простою к вам спиной… — начал он.

— Конечно, нет! Просто я не могу раздеваться, когда вы так на меня смотрите.

Пожав плечами, Джек отвернулся. Последние лучи закатного солнца еще заливали песок золотистым светом, выхватывая из темноты красные буки и желтые орхидеи на краю леса; вечерний ветерок, едва касаясь его обнаженной кожи, тихо шуршал пальмовыми листьями. Вдалеке послышался крик кроншнепа, низкий, тоскливый…

— Поторопитесь, иначе кокосы будете собирать при свете луны, — заметил Джек.

Ответом ему был лишь шорох песка. Наконец она пролепетала:

— Все!

Он медленно повернулся.

Серебряная гладь воды в лагуне окрасилась нежно-розовым светом, отражая остатки закатного неба. Черные силуэты пальм мерно раскачивались, словно кружась в танце. Индия стояла, гордо вскинув голову, и в глазах ее читался вызов. Ее длинные темно-каштановые волосы разметались по плечам, нежная ткань сорочки и панталон, все еще влажная, льнула к ее телу, обрисовывая все выпуклости и изгибы. Глядя на нее сейчас, невозможно было представить, что это и есть та самая женщина, которую Джек встретил на Нойбренене. Куда подевалась чопорная и холодная шотландская путешественница, затянутая в корсет и замотанная в широкую шерстяную юбку? Перед ним стояла красивая соблазнительная женщина с округлой высокой грудью, пышными бедрами и стройными длинными ногами, словно созданными для того, чтобы крепко обнимать талию мужчины. В этот миг Джек так сильно ее желал, что его пронзила внезапная боль.

— Ладно, я пойду, — напрягшись, произнес он, судорожно хватая ртом воздух, — рыбы наловлю или еще чего-нибудь.

* * *

Вскоре Джек принес жирную морскую форель, поджарил на вертеле вместе с плодами хлебного дерева и разложил на импровизированные тарелки из листьев банана. Воду он набрал в близлежащем ручье и налил в половинки кокосового ореха.

Во время ужина Индия вела себя необыкновенно тихо, словно поглощенная собственными мыслями. Джек не знал, что ему теперь думать, пока Индия наконец не спросила:

— А где она теперь?

— Кто? — Он недоуменно поднял на нее глаза.

— Вы говорили, что у вас есть дочь. Где она и ее мать?

Медленно проглотив застрявший в горле кусок, Джек устремил взгляд на горизонт, туда, где с непрерывным грохотом бились о рифы далекие волны. Он сохранял видимость спокойствия, только сердце вдруг сжалось от боли.

— Ее мать умерла.

— Боже! — Ветки затрещали в костре, пламя вдруг задрожало, и его золотисто-оранжевый отсвет отразился на нежном лице Индии. — Мне жаль.

— В самом деле?

— Конечно. Разумеется.

— Но почему? — Его голос прозвучал жестче, чем ему бы хотелось. — Какое вам дело до смерти прекрасной, юной и полной жизни полинезийской девушки? Не все ли вам равно, жива она или мертва?

— Но вам ведь не все равно, — сказала Индия и храбро посмотрела ему в лицо.

Джек подумал, что она не станет больше спрашивать, но ошибся.

— Так где же она, ваша дочь?

— На острове Ракайа, в нескольких днях пути на запад от Таити. Это маленький остров с чистыми бирюзовыми лагунами, сверкающим на солнце белым песком и огромными пальмами, упирающимися прямо в тропическое небо. Остров любви… Вот только однажды все это было уничтожено, погребено под градом английских пуль.

— И вы оставили ее там? — Потрясение, с которым Индия задала свой вопрос, удивило его.

— Юлани была еще совсем ребенком, а мне приходилось спасаться от правосудия. Я оставил ее с семьей моей жены, с теми, кто выжил.

Индия уставилась на него широко раскрытыми глазами, особенно выделявшимися на необыкновенно бледном лице. Джек было решил, что ее поразил сам факт его женитьбы на островитянке, но она думала совсем не об этом.

— Вы же могли вернуться за ней…

Он отшвырнул от себя остатки еды.

— Я все еще в бегах, вы не забыли?

— Но бросить ребенка…

— Я не бросал ее. — Джек резко поднялся и пошел к воде ополоснуть лицо в залитой лунным светом лагуне. — Юлани гораздо счастливее на Ракайа. Если бы она росла в Лондоне или Сиднее, ей пришлось бы, как и всем остальным девочкам, с ранних лет носить корсет, дышать угольной пылью и проводить дни за вышиванием или изучением катехизиса.

— Откуда вы знаете, где ей лучше? — возразила Индия и, войдя в воду неподалеку от Джека, наклонилась, чтобы помыть руки. Кружевные края ее панталон надулись и распластались по поверхности воды. — Вы ее спрашивали?

Джек медленно выпрямился.

— О чем это вы? Если бы я оставил девочку у родных ее матери где-нибудь в Лондоне, например, вам бы и в голову не пришло меня осуждать. Так почему я не могу поступить так же здесь? Только потому, что это остров посреди Тихого океана? Ах, извините, вам не нравится, что она живет в примитивном обществе, среди туземцев?

— Нет, я совсем не это имела в виду. Просто я думаю, вашей дочери очень нелегко сознавать, что ее отец неизвестно где и… — Голос Индии сорвался, горло сжалось от нахлынувших чувств. Джек смотрел на нее и силился понять, отчего она так переживает. — И не любит ее настолько, чтобы всегда находиться рядом.

Джек по-прежнему не сводил с Индии внимательного взгляда. Лунный свет, смешиваясь с сиянием звезд, освещал ее прекрасные тонкие черты, румянец на скулах, аккуратный рот и твердый плоский подбородок. Высохшие волосы девушки лежали на обнаженных плечах, соблазнительно обрамляя выпуклости ее прекрасной округлой груди, тонкая ткань сорочки подчеркивала изящные формы. Внезапно на Джека нахлынула уже знакомая дрожь желания, и он вдруг отчетливо понял, что весь его гнев — это ширма, под которой он пытается скрыть свою страсть.