Перед прыжком - [35]

Шрифт
Интервал

Он опять внимательно оглядел делегатов.

— Главная наша задача в том, чтобы заложить экономический фундамент коммунизма, суть которого заключается в создании крупной машинной индустрии, способной по технической мощи и по своим организационным «настройкам» превратить нынешнюю мелкокрестьянскую Россию в высокоразвитое индустриальное государство с крупным, механизированным сельским хозяйством. И мы такой фундамент заложим! — с силой добавил Ленин. — Несмотря на множество трудностей в стране и на бешеное противодействие со стороны мировой буржуазии, мы взялись это сделать и сделаем!

Ленин мельком взглянул на часы, висевшие перед ним на стене, над дверью в приемную. Часы были старые, неисправные, время указывали неверно. Но он уже привык к ним. Ему надо было, чтобы они, эти старенькие часы, все время находились перед глазами, напоминали о быстротекущем времени. Поэтому и теперь, как всякий раз в таких случаях, он лишь привычно перепроверил настенные часы своими, вынутыми из кармашка жилетки, укоризненно покачал головой, недовольно хмыкнул, явно имея в виду себя: «Гм, да… заговорился, а времени уже нет, ждут другие дела!», положил ладонь правой руки на стол и легонько постучал пальцами по зеленому сукну стола. И неожиданно обратился опять к Сухорукому:

— Скажите, товарищ, вы воевали?

— А как же! — охотно, не без самолюбивой гордости, ответил тот. — И с японцем, и с германцами.

— Солдатом?

Сухорукий усмехнулся в прокуренные усы:

— В генералы я вроде не гожусь…

— Гм, так. Вот теперь и скажите: можно ли побить врага, если каждая рота и каждый взвод будут действовать сами по себе, как им заблагорассудится, не подчиняясь распоряжениям командования?

— Это как же? — не сразу поняв, куда клонит Владимир Ильич, насторожился Сухорукий. — Такое никак! Штабам оно, чай, виднее. Рота, тем больше взвод, эти только чего вблизи…

— А ваш завком рассудил иначе. Решение правительства о посылке эшелона рабочих на хлебный фронт он счел пустой, не обязательной для себя бумажкой. Ему, видимо, все равно, что сейчас требуется стране в целом, главное — что устраивает групповые, местные интересы. Как вы лично относитесь к такой политике?

— Я-то? — Сухорукий побагровел. — Ну я-то, конечно, не шибко силен. Драченов… а я за ним.

— Вы за ним. А противник тем временем бросает свои войска на ваш митингующий самостийный взвод. Потом на другой такой же, на третий. В итоге вместо победы дело кончается поражением. Верно?

— Вроде бы…

— Именно так! Победить разруху и голод можно лишь всем сообща, крепко взявшись за руки, соблюдая строжайшую пролетарскую дисциплину. Без этого — смерть. А хлебный фронт сейчас главный. И, возвращаясь к нашим текущим делам, должен сказать, что мы уже сейчас, в начале года, объявляем всероссийскую мобилизацию трудящихся, начиная с рабочих центра, на сельскохозяйственный фронт. То есть будем с ранней весны формировать и отправлять из промышленных центров в хлебородные губернии, прежде всего в Сибирь, рабочие продовольственные отряды в помощь крестьянству. Нам во что бы то ни стало нужно дозаготовить те сто пятьдесят миллионов пудов зерна, которые не обеспечиваются в этом году ни налогом, ни разверсткой. Именно поэтому поездка вашего эшелона, поездка специалистов по сельскохозяйственным машинам, да еще с запасными частями, которые мы надеемся получить у дирекции завода в счет готовых машин, такая поездка архинеобходима! И я пользуюсь случаем просить каждого из вас… и вас, товарищ, — в последний раз обратился он к Сухорукому, в продолжении почти всего разговора как бы не замечая молча сидевшего на отшибе Драченова. — Да, да, и вас, несмотря на то, что «крестьянство вам лично ни к чему», но, учитывая его роль в государстве, я хотел бы вас всех просить разъяснить сказанное здесь своим товарищам по заводу. Стать, если хотите, боевыми агитаторами за эту поездку, а во время самой поездки, которая будет длиться довольно долго, быть образцом в труде и в той большой разъяснительной пролетарской работе среди крестьян в пользу Советской власти, которую каждому из вас и всем рабочим завода в целом обязательно придется вести, чтобы помочь сибирскому крестьянину лучше понять и общее положение в республике, и необходимость братского единства с революционным рабочим классом…


…Когда делегаты вышли, Ленин попросил телефонистку соединить его с наркомом продовольствия Цюрупой.

— Александр Дмитриевич! — сказал он, довольный, что нелегкая в те годы связь так быстро наладилась. — У меня только что была делегация рабочих Люберецкого завода Мак-Кормиков. Да. Худо у них. Тысячи полторы, не считая семей. В виде исключения не найдется ли у вас, ну, скажем, вагон зерна или муки. На посевную работали хорошо. Да-да, прикиньте, пожалуйста, а потом позвоните мне. Хорошо?

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

1

Эпидемия гриппа началась в ту пору в Испании и уже оттуда прошла на восток Европы. Вместе с холерой и тифом «испанка» второй год подряд свирепствовала в Советской России. Голодные, обессилевшие люди не в состоянии были сопротивляться страшной болезни. Смерть от ее осложнений выкашивала их в городах как траву, без всякой пощады.


Еще от автора Дмитрий Иванович Ерёмин
Юрий Долгорукий

Юрий Долгорукий известен потомкам как основатель Москвы. Этим он прославил себя. Но немногие знают, что прозвище «Долгорукий» получил князь за постоянные посягательства на чужие земли. Жестокость и пролитая кровь, корысть и жажда власти - вот что сопутствовало жизненному пути Юрия Долгорукого. Таким представляет его летопись. По-иному осмысливают личность основателя Москвы современные исторические писатели.


Глыбухинский леший

В новый сборник лауреата Государственной премии СССР вошли повесть «Глыбухинский леший» и рассказы, объединенные общей идеей патриотического гуманизма советских людей, наших современников, готовых в нужный момент прийти на помощь друг другу.


Рекомендуем почитать
Две матери

Его арестовали, судили и за участие в военной организации большевиков приговорили к восьми годам каторжных работ в Сибири. На юге России у него осталась любимая и любящая жена. В Нерчинске другая женщина заняла ее место… Рассказ впервые был опубликован в № 3 журнала «Сибирские огни» за 1922 г.


Горе

Маленький человечек Абрам Дроль продает мышеловки, яды для крыс и насекомых. И в жару и в холод он стоит возле перил каменной лестницы, по которой люди спешат по своим делам, и выкрикивает скрипучим, простуженным голосом одну и ту же фразу… Один из ранних рассказов Владимира Владко. Напечатан в газете "Харьковский пролетарий" в 1926 году.


Королевский краб

Прозаика Вадима Чернова хорошо знают на Ставрополье, где вышло уже несколько его книг. В новый его сборник включены две повести, в которых автор правдиво рассказал о моряках-краболовах.


Скутаревский

Известный роман выдающегося советского писателя Героя Социалистического Труда Леонида Максимовича Леонова «Скутаревский» проникнут драматизмом классовых столкновений, происходивших в нашей стране в конце 20-х — начале 30-х годов. Основа сюжета — идейное размежевание в среде старых ученых. Главный герой романа — профессор Скутаревский, энтузиаст науки, — ценой нелегких испытаний и личных потерь с честью выходит из сложного социально-психологического конфликта.


Красная лошадь на зеленых холмах

Герой повести Алмаз Шагидуллин приезжает из деревни на гигантскую стройку Каваз. О верности делу, которому отдают все силы Шагидуллин и его товарищи, о вхождении молодого человека в самостоятельную жизнь — вот о чем повествует в своем новом произведении красноярский поэт и прозаик Роман Солнцев.


Моя сто девяностая школа

Владимир Поляков — известный автор сатирических комедий, комедийных фильмов и пьес для театров, автор многих спектаклей Театра миниатюр под руководством Аркадия Райкина. Им написано множество юмористических и сатирических рассказов и фельетонов, вышедших в его книгах «День открытых сердец», «Я иду на свидание», «Семь этажей без лифта» и др. Для его рассказов характерно сочетание юмора, сатиры и лирики.Новая книга «Моя сто девяностая школа» не совсем обычна для Полякова: в ней лирико-юмористические рассказы переплетаются с воспоминаниями детства, героями рассказов являются его товарищи по школьной скамье, а местом действия — сто девяностая школа, ныне сорок седьмая школа Ленинграда.Книга изобилует веселыми ситуациями, достоверными приметами быстротекущего, изменчивого времени.