Перед половодьем (сборник) - [9]

Шрифт
Интервал

Милые стены с голубыми обоями, милые шторы, пропускающие бледные полоски зимнего утра! Что за прелесть быть здоровым и смотреть на белый потолок!

— Мамочка, а ведьма есть?

— Глупенький!

— Это не она меня мучила?

— Нет… Ты болел нервною горячкой.

Но неправда, не было болезни, были муки — злая ведьма, рогатая Холерища, терзала маленького человека.

— Боюсь! Ой-ой, мама милая, боюсь!

Мать теряется, не понимая, что с мальчиком, а он всхлипывает, крепко сжимая исхудалыми руками деревянное ружье и вглядываясь в какое-то пятно на желтом полу:

— Мамочка… Ой, милая, боюсь! Боюсь!.. Мамочка! Капелька!..

— Какая капелька?

— Красная, красная… Ой, мамочка, милая!

Встревоженная мать крестит его дрожащею рукой и дает ложку брома.

Маленький человек понемногу успокаивается, засыпает.

Мать задумчиво перебирает его белые кудряшки, глубоко вздыхая. Затем поднимает щелистые шторы, — бледное солнце робко и стыдливо заглядывает в детскую, освещая спящего ребенка, деревянное ружье на сером одеяле и золотой образок на узенькой груди.

Мать беспокоится, гася ночник:

— Бред продолжается…

Но внутри ее кричат голоса:

— Здоров! Здоров он, сыночек мой!..

И она уже не падает на колени перед иконою Богоматери.

7

Выздоровление идет быстрыми шагами.

Лежать надоедает, от нечего делать запеваются нестройные песни:

— Поет петух! Поет петух! Поет петух! Красный петух-тух-тух-тух!

— Идет мама в длинном платье, идет мама в длинном платье-атье-атье-атье!

И смеется, и заливается звонким хохотом — ах! как ужасно весело!

В передней дребезжит звонок, кто-то раздевается и покашливает.

Отец! — один он умеет шагать так твердо, так по хозяйственному.

— Здравствуй, клоп!

Сердце бьет тревогу, не опять ли длинные розги?..

— Здравствуй, миленький папочка!

В руке отца сверток. Маленький человек усиленно втягивает в себя струи морозного воздуха, надеясь нюхом определить содержимое таинственного пакета.

Бумага — на пол:

«Водяные краски! Целый ящичек; две белые тарелочки для обмывки миленьких кистей.

Оловянные солдатики, — трубачи, конница и лихие пехотинцы с грозно поднятыми штыками…

И что-то круглое, нежное, серенькое…

Ага! Синяя Борода хочет быть добреньким».

— Что это?

— Мяч.

Волосатая рука с размаха бросает игрушку на пол.

— Злюка!.. у-у! Какая Холерища! — негодует маленький человек, кулачки работают, утирая горькие слезы.

— Да ведь он же не разбивается! — утешает отец, но всхлипывания не прекращаются.

Пусть серый мячик и не разбился, однако, ему больно, очень больно ударяться о грубый и холодный пол.

— Нянечка! — обращается мальчик к вошедшей с половою щеткой в руках Василиде, — сшей постельку для мячика, тепленькую, из ваты, ему холодно.

Красная Нянечка сияет:

— Миленький мой, экой выдумщик!

И берет с изразцовой лежанки черные чулки:

— Дай-ка-сь ноженьки, небось, соскучились, не ходя.

Вот отлично! — значит, прощай, опостылевшая постелька… Хорошо кататься на салазках, хорошо похлопывать руками в теплых варежках, еще лучше смотреть из окна, как вздымаются в метелицу лохматые снега.

Ноги — в чулки с заштопанными пятками, к пуговкам лифчика — славненькие синие штанишки, а на плечи — серую курточку с премиленьким кармашком на груди.

В путь! В далекие странствования! — к блестящему зеркалу, висящему в промежутке окон гостиной, к старичку-роялю и к стенным сварливым часам.

Маленький человек уже готов пробежать мимо отца, как вдруг слышит его сердитый голос:

— Виктор!.. А за подарками что следует?

Виктор останавливается, тревожно осматривая мяч, ящик с красками и коробку с оловянными солдатиками, — сокровища, бережно несомые к коврам гостиной, на которых так удобно играть.

— А за подарками следует благодарность… Н-да. Не будь уличным мальчиком.

В маленьком сердце зерно досады.

Зерно всходит и дает росток — возмущение: игрушки, за исключением мяча, летят на пол.

Отец круто повертывается на каблуках и уходит из детской, раздраженно захлопывая за собою белую дверь.

— И почто только, батюшка, хозяина прогневил? — беспокоится Василидушка, но по насмешливому оттенку ее слов маленький человек заключает, что обида его понятна. Экая славная нянечка!

Мальчик подскакивает к ней и пылко обнимает, заливаясь звонким хохотом, от которого голубые стены становятся еше радостнее.

— Ха! ха! ха!

Василидушка тоже хохочет:

— Ха! ха! ха!

Уж и весело же им — того гляди, слезы из глаз брызнут и заструятся по щекам светлыми струйками.

— Милушка мой! Мальчонок хорошенький! Да и люб же ты, соколик мой беленький! То-то поревела я, как в лихоманке увалялся!

Целует маленького человека в губы и, вспомнив, торопит:

— Ах, батюшки, в баньку! В баньку! Мамочка тамотка уж давным дожидается: хворь выпарить надобно.

В баню? — Это весело: ходить нагишом и плескаться в воде, сколько хочется.

— А ты, нянечка, пойдешь?

Кивает головой:

— Пойду, ласковый.

— Ого, как!.. Вот только мыло кусается.

Она улыбается:

— А ты закрывай глазоньки.

Идут в переднюю; в спальне на спинках кроватей — блестящие шишечки, а в кабинете на зеленом сукне письменного стола — красные палочки сургуча. Все по-старому.

Но зима, ведь, зима!.. Поверх башмаков — длинные гамаши со штрипками, поверх гамаш — теплые калоши, а на плечи — синенький тулуп, пахнущий овчиной; на белые же кудри — черная мохнатая шапка.


Еще от автора Борис Алексеевич Верхоустинский
Атаман (сборник)

«Набережная Волги кишела крючниками — одни курили, другие играли в орлянку, третьи, развалясь на булыжинах, дремали. Был обеденный роздых. В это время мостки разгружаемых пароходов обыкновенно пустели, а жара до того усиливалась, что казалось, вот-вот солнце высосет всю воду великой реки, и трехэтажные пароходы останутся на мели, как неуклюжие вымершие чудовища…» В сборник малоизвестного русского писателя Бориса Алексеевича Верхоустинского вошли повести и рассказы разных лет: • Атаман (пов.


Лесное озеро (сборник)

«На высокой развесистой березе сидит Кука и сдирает с нее белую бересту, ласково шуршащую в грязных руках Куки. Оторвет — и бросит, оторвет — и бросит, туда, вниз, в зелень листвы. Больно березе, шумит и со стоном качается. Злая Кука!..» В сборник малоизвестного русского писателя Бориса Алексеевича Верхоустинского вошли повесть и рассказы разных лет: • Лесное озеро (расс. 1912 г.). • Идиллия (расс. 1912 г.). • Корней и Домна (расс. 1913 г.). • Эмма Гансовна (пов. 1915 г.).


Опустошенные сады (сборник)

«Рогнеда сидит у окна и смотрит, как плывут по вечернему небу волнистые тучи — тут тигр с отверстою пастью, там — чудовище, похожее на слона, а вот — и белые овечки, испуганно убегающие от них. Но не одни только звери на вечернем небе, есть и замки с башнями, и розовеющие моря, и лучезарные скалы. Память Рогнеды встревожена. Воскресают светлые поля, поднимаются зеленые холмы, и на холмах вырастают белые стены рыцарского замка… Все это было давно-давно, в милом детстве… Тогда Рогнеда жила в иной стране, в красном домике, покрытом черепицей, у прекрасного озера, расстилавшегося перед замком.


Рекомендуем почитать
Нетерпение сердца: Роман. Три певца своей жизни: Казанова, Стендаль, Толстой

Собрание сочинений австрийского писателя Стефана Цвейга (1881–1942) — самое полное из изданных на русском языке. Оно вместило в себя все, что было опубликовано в Собрании сочинений 30-х гг., и дополнено новыми переводами послевоенных немецких публикаций. В третий том вошли роман «Нетерпение сердца» и биографическая повесть «Три певца своей жизни: Казанова, Стендаль, Толстой».


Заплесневелый хлеб

«Заплесневелый хлеб» — третье крупное произведение Нино Палумбо. Кроме уже знакомого читателю «Налогового инспектора», «Заплесневелому хлебу» предшествовал интересный роман «Газета». Примыкая в своей проблематике и в методе изображения действительности к роману «Газета» и еще больше к «Налоговому инспектору», «Заплесневелый хлеб» в то же время продолжает и развивает лучшие стороны и тенденции того и другого романа. Он — новый шаг в творчестве Палумбо. Творческие искания этого писателя направлены на историческое осознание той действительности, которая его окружает.


Том 2. Низины. Дзюрдзи. Хам

Во 2 том собрания сочинений польской писательницы Элизы Ожешко вошли повести «Низины», «Дзюрдзи», «Хам».


Отцы

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Шевалье де Мезон-Руж. Волонтёр девяносто второго года

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рассказы

В этом томе предпринята попытка собрать почти все (насколько это оказалось возможным при сегодняшнем состоянии дюмаведения) художественные произведения малых жанров, написанные Дюма на протяжении его долгой творческой жизни.


Осенняя паутина

Александр Митрофанович Федоров (1868-1949) — русский прозаик, поэт, драматург. Сборник рассказов «Осенняя паутина». 1917 г.


Ангел страха. Сборник рассказов

Михаил Владимирович Самыгин (псевдоним Марк Криницкий; 1874–1952) — русский писатель и драматург. Сборник рассказов «Ангел страха», 1918 г. В сборник вошли рассказы: Тайна барсука, Тора-Аможе, Неопалимая купина и др. Электронная версия книги подготовлена журналом «Фонарь».