Перед лицом жизни - [38]

Радыгин был весь в поту и шел медленно, все еще не понимая, что ему надо делать, и с отчаянием ища глазами Ливанова. Для него было ясно одно: он будет стрелять, как только исчезнет последняя надежда на спасение. Но от этого твердого решения у Радыгина вдруг все заныло внутри, и он с ужасом ощутил на своей спине взгляд полицая и наклонил голову, подсчитывая шаги.

Еще пятьдесят шагов — и это конец платформы, а значит, и его конец. Он выстрелит полицаю в живот — пусть перед смертью помучается, — а сам спрыгнет с платформы на полотно, где его сразу же расстреляют часовые.

Он привалился спиной к станционной ограде и рассеянно посмотрел на полицая.

— Ну, чего встал?

— Что ты нукаешь, не запряг, а уже погоняешь.

— А чего же мне не погонять, когда ты в оглоблях. Давай! Пошел! А то я так могу затянуть хомут, что и пикнуть не успеешь.

— Смотри, супонь не оборви, — сказал Радыгин, и его лицо приняло страдальческое выражение, а глаза заблестели, когда он осмотрел почти пустой перрон и деревянную уборную, перегороженную на две половины. — Ну, земляк, напугал ты меня насмерть, — сказал он, — понимаешь, даже живот заболел. Ты уж разреши, я заскочу на минутку, а то до коменданта не дойду!

Не дожидаясь ответа, Радыгин направился к уборной и с радостью услышал за собой шаги полицая.

«Интересно, вынет он пистолет или нет?» Эта мысль так сильно занимала Радыгина, что он хотел обернуться, но вовремя сдержался и вошел в уборную, увидев перед собой две пустые кабины с распахнутыми дверями.

Неторопливо сняв мешок с плеча, Радыгин положил его на цементный пол, забрызганный известкой, и, расстегивая пиджачные пуговицы, направился к кабине, ощущая на своей спине пристальный взгляд полицая.

Незаметным движением он вынул нож и переложил его в карман пиджака.

— Дверь не закрывать, — сказал полицай, приближаясь к Радыгину.

«Ага, боишься», — подумал Радыгин и хотел броситься на полицая, но за тонкой дощатой перегородкой он услышал шуршание юбок и многозначительно закашлял, словно собираясь сказать женщине гадость, если она сейчас не уйдет. И женщина ушла. В уборной стало тихо.

— Удивляюсь я, — сказал Радыгин, — сколько у вас тут на станции развелось собак. Не успеешь положить мешок с продуктами, а они тут как тут! Пошел, Полкан, — закричал Радыгин, и в ту секунду, когда полицай обернулся, Радыгин с ожесточением ударил его ножом в спину.

— Ну что, достукался, барбос, — прошептал Радыгин, вынимая свои документы из кармана полицая.

Вскоре Радыгин услышал шаги. Он втащил полицая в кабину и закрыл за собой дверь, крепко держась за скобу и наступая мертвецу на ноги.

— Занято, — хрипло сказал Радыгин, когда кто-то торопливо дернул дверь. — Эй, земляк!

— Ну, что тебе? — спросил вошедший.

— Ты, смотри, мой мешок не возьми по ошибке, — попросил Радыгин и осторожно приоткрыл дверь.

— Зачем мне твой мешок, — ответил старик. — Я со своим узлом не знаю куда деться. Бросил бы все к бесу, да старуха не велит.

Беспокойным взглядом Радыгин проводил старика до самого выхода, затем поднял с пола кусок известки и написал на двери крупное слово, резко бросающееся в глаза: «Ремонт».

Поставив точку, Радыгин облегченно вздохнул, чувствуя, что опасность миновала, и наглухо прикрыл кабину, в которой лежал полицай.

— Ремонт, — прошептал Радыгин и, как бы проверяя силу этого слова, еще раз посмотрел на дверь.

Через несколько минут он сидел уже в садике среди переселенцев, и его осунувшееся лицо ничего не выражало — ни радости, ни возбуждения, ни покоя.

Ни по каким признакам нельзя было выделить Радыгина из этой толпы, и он дремал, как многие беженцы, затерявшись среди узлов, пожелтевших плетеных корзин и деревянных сундучков. Только мухи ползали по его пиджаку более беспокойно и назойливо, чем по одежде других людей.

Как ни старался Радыгин подавить в себе тревогу, это ему не удалось. Она разрасталась с каждой минутой и, наверное, заставила бы его уйти из садика, если бы он вскоре не увидел Ливанова, уверенно шагавшего к вокзалу с каким-то пакетом под мышкой. Еще издали Ливанов улыбнулся, и оттого, что он шел так весело и легко, сердце у Радыгина застучало ровнее и он почувствовал себя спокойнее, хотя ни единым движением не выдал своей радости.

«Ну, значит, все благополучно», — подумал он и шепотом рассказал капитану, что произошло здесь. Затем спросил, где же взрывчатка. И Ливанов ответил, что взрывчатка есть, и показал глазами на свои карманы, где в двух плоских жестяных банках было взрывчатое вещество.

Они выбрались из садика.

Впереди над длинными составами клубились паровозные дымки, а по обеим сторонам путей с ослепительным блеском горели оконные стекла, подожженные заходящим солнцем.

Выйдя на шоссейную дорогу, Ливанов повел Радыгина вдоль железнодорожного полотна к березовой роще, в которую упирался последний станционный тупик. В тупике стоял балластный состав без паровоза, и по платформам прыгали воробьи и перелетали с одной тормозной площадки на другую.

— Вот видишь, Паша, это наш состав. Часов через пять мы будем уже в пути. Охрана — один человек, да и тот выписан раньше срока из госпиталя.