Перед лицом Родины - [92]

— Клеветать?

— Да.

— Ни за что не поверю, — горячо возразил Виктор. — Это ложь!.. Ужаснейший обман!.. Разве нашей партии нужна клевета?

— Говорят, нужно, — пробормотал нерешительно Ведунов. — Да все говорят об этом… Я уже со многими арестованными сидел вместе… Меня только за день до вашего прихода перевели сюда.

— Нет, Прокопий Сергеевич, не верьте этой глупости, — сказал Виктор. — Наша партия кристально чистая, и ей клевета и ложь не нужны… Только правдивость честная ей нужна. И я верю, убежден в этом, если мы будем говорить только правду, не будем клеветать и лгать, не будем вводить в заблуждение следствие, то правда восторжествует, и нас всех освободят…

— Не знаю, Виктор Георгиевич, — раздумчиво проговорил Ведунов. Может быть, вы и правильно говорите, но ведь дело-то в том, что следователи знают, что мы не виноваты, а вот, однако, они фабрикуют сознательно ложные на нас обвинения…

— Эти следователи не советские люди, — сказал Виктор. — Они наши враги, враги нашей партии и Советской власти.

Такие разговоры все чаще и чаще возникали между ними… И под действием их Ведунов стал задумываться, а может быть действительно он зря наклеветал на себя?

Виктор голодал и здесь. Свой паек хлеба он съедал тотчас же как только получал его утром, а в обед он довольствовался миской жидкого борща или супа без хлеба.

Между тем Ведунову приносили на обед ароматный жирный борщ, а на второе — котлеты с жареной картошкой. Вместо черного ему выдавали белый хлеб. К тому же ежедневно получал он по десятку плохоньких папирос.

От такого обильного вкусного обеда у Виктора слюнки текли.

— Почему вас так хорошо кормят? — сердито спросил он у архитектора. А меня вот морят голодом.

— А вы разве не понимаете почему? — горестно усмехнулся Ведунов. Это всех клеветников, давших показания, так кормят. А кто «не раскололся», как они говорят, те лишены таких благ.

— Не завидую я вам, — сказал мрачно Виктор. — Дорогой ценой вы купили себе право есть котлеты.

— Что поделать, — вздохнул Ведунов. — Слабый я человек…

Ведунова иногда вызывал следователь. Приходил он от него какой-то смущенный, часто вздыхал, поглядывая на Виктора. Он как будто порывался сказать что-то ему, но не решался.

Но однажды, придя от следователя, он сказал грустно:

— Скоро будут судить меня… Дадут года три… Сошлют в исправительно-трудовой лагерь… Отработаю, вернусь домой…

Виктор не ответил. Ведунов прошелся по камере и, обращаясь к нему, проговорил:

— А почему бы вам, Виктор Георгиевич, не дать показания, а?.. Ведь вы известный писатель… Вас бы на много не осудили… Ну, дали б годика два… Поехали б в лагерь, описали труд заключенных… Получили б орден за это. Вас бы досрочно освободили… и судимость сняли б…

Виктор в гневе подскочил к Ведунову.

— Негодяй!.. — крикнул он содрогающимся голосом. — На что вы меня наталкиваете?.. Чтобы я, так же, как и вы, наклеветал на себя, на своих товарищей?.. Да как вы смели мне это сказать, мне — коммунисту с первых дней революции?.. Я всегда был честным человеком, преданным коммунистом. Никогда не клеветал и не лгал… Пусть я здесь умру, подохну с голоду, но ни слова клеветы не скажу…

Ведунов сел на свой топчан и, закрыв лицо руками, заплакал, содрогаясь своими худыми, острыми плечами.

— Простите! — глухо пробормотал он. — Простите ради бога… Я не хотел причинить вам неприятностей…

Виктору стало его жалко.

— Простите и вы меня, что я вас оскорбил, — сказал он, положив руку на плечо Ведунова. — Успокойтесь, пожалуйста… Скажите откровенно, это вы не сами надумали уговаривать меня давать показания?.. Это вас заставили, да?..

— Ради бога тише! — прошептал Ведунов, озираясь на дверь. — Я вам сейчас скажу все, только пусть это будет между нами… Даете слово?

— Даю.

— Они действительно заставляют меня, — заговорил архитектор шепотом, — чтобы я уговорил вас дать показания… обещают мне за это скидку… Есть тут один такой начальник по фамилии Яковлев-Зверь!.. Не дай бог вам попасться к нему… Так вот он все вынуждает меня убедить вас дать показания… Нарочно и питают меня хорошо, чтоб вас соблазнить…

— Вот сволочи! — вскипел Виктор. — Какой примитив. Что ж, этим меня думают взять?..

— Ну, других, слабых, как я, они этим и берут, — печально промолвил Ведунов. — Сколько нас таких, несчастных, поддались на их удочку…

— Ну, я-то им не сдамся… Потягаемся еще…

— Правильно, Виктор Георгиевич, не поддавайтесь на провокацию, сказал Ведунов. — Держитесь… Я слабый человек, не выдержал… У вас же есть мужество. Боритесь за правду до конца.

XXII

Через неделю Ведунова увели на суд, и он в камеру больше не вернулся.

Но Виктор в одиночестве оставался недолго. Под Новый год его перевели в другую камеру, огромную, теплую, забитую дополна народом. В камере, как после узнал Виктор, было около ста заключенных.

Его сразу же обступили любопытные.

— Откуда, товарищ?.. Не с воли ли?

— Нет, — покачал головой Виктор. — Уже полгода как в тюрьме нахожусь…

— В каких камерах сидел?.. Кого встречал?..

— Все время в карцере да вот с месяц-полтора сидел с архитектором Ведуновым…

— А сам-то откуда будешь?

— Да здешний я.

— А чей будешь?.. Где работал?..