Перед бурей - [3]

Закрепление и развитие этой западнической традиции Чернову было особенно дорого потому, что лишь на этой позиции становилась внутренне цельной та основная борьба, которую он вел всю жизнь в литературе и в жизни, борьба, которую правильнее всего будет определить как борьбу за признание крестьянина равноправным с рабочим партнером в деле построения социализма.

«Самобытнические» мотивы в их чистом виде для Чернова при этом играли совсем второстепенную роль. Речь для него шла не о русском только крестьянине (хотя, конечно, он думал, опираясь, прежде всего на факты российской действительности), и дело было не в том, что русский крестьянин обладает какими-то особыми чудодейственными свойствами (хотя русского крестьянина Чернов и очень хорошо знал, и очень высоко ценил), — а в том, что «трудовой крестьянин» вообще, по своему положению в современном обществе («крестьянин, как экономическая категория»), самой логикой объективного развития необходимо приводится в лагерь социалистического движения.

Борьбу за социалистические права именно этого «трудового крестьянина» Чернов начал в полном смысле слова с первых же своих шагов на общественно-политической арене. Передо мною сейчас лежит рукопись его старой, не увидевшей света статьи, — его первой большой статьи, написанной им еще в тюрьме, зимой 1894-95 г. в ответ на «Критические заметки» Струве: «Философские изъяны доктрины «экономического материализма». В этой статье многое от настроений еще «доисторического Чернова», — Чернова саратовских и дерптских кружков начала 1890-х г.г., когда он еще не вполне «нашел себя». Настоящее его «самоопределение» пришло несколько позднее, заграницей, когда он с головой окунулся в литературу международного социализма. Но и в этой старой статье явственно звучит этот основной мотив.

«Мы не отвергаем теорию классовой борьбы, — писал тогда 21-летний Чернов, — мы полагаем только, что в основание деления общества на классы должен быть положен какой-нибудь более широкий социологический принцип, чем экономическая расчётливость».

Для «русских учеников Маркса», против которых были направлены эти строки, речь шла, конечно, не об «экономической расчётливости». Этот термин, выбранный Черновым явно по мотивам цензурного характера, не принадлежал к числу удачных, — и Чернов, кажется, никогда не употреблял его позднее. Но мысль Чернова ясна: он уже тогда вел борьбу против концепции, относившей крестьян к другому социальному классу, чем рабочих, — уже тогда искал такого определения понятия «класс», которое объединяло бы крестьянина с рабочим, а не противопоставляло их друг другу. Иными словами, он искал теоретического обоснования для практики союза рабочих и крестьян.

Первые шаги в области этой практики Чернов начал делать немедленно же по выходе из тюрьмы. Поселенный в Тамбове в качестве состоящего под гласным надзором полиции, Чернов там стал пионером в деле пропаганды среди крестьян и создал первое «крестьянское братство», тип организации, из которой выросли все «крестьянские союзы» эпохи революции 1905 г. (устав этого «братства» был издан «Аграрно-социалистической Лигой», основанной в 1899 г. заграницей по инициативе Чернова).

Необходимо указать, что этот тип организации, который на первый взгляд производит впечатление большой самобытности, в действительности был выработан под большим влиянием того же Запада, а именно под влиянием движения сельскохозяйственных рабочих в Италии (см. тогдашнюю брошюру Чернова: «Горемыки благодатного острова», о движении с.-х. рабочих в Сицилии). Практика у Чернова в этой области шла нога в ногу с теорией, и будущий историк не сможет не признать, что тип организации, намеченный им в порядке умелого сочетания опыта западно-европейского и русского, оказался хорошо приспособленным к потребностям нарождавшегося социалистического движения русского крестьянства. Едва ли будет большим преувеличением, если я скажу, что через эти черновские крестьянские братства в период первых лет XX века прошла значительная часть нарождавшейся крестьянской интеллигенции. Опыт всех выборов, включая выборы в Учредительное Собрание 1917 г., давал убедительные тому подтверждения…

Европеизация народничества, обновление его идеологии и практики элементами, взятыми из идеологии и практики международного социализма, таково было содержание деятельности Чернова. Но отмечая эту сторону его деятельности, выдвигая на первый план ее значение, необходимо с тем большей настойчивостью подчеркнуть, что Чернов не просто переводил на русский язык европейские формулировки, не просто европеизировал теорию и практику российского народничества XX века. Он «русифицировал» европейские идеи, пропуская их сквозь призму того, что он считал основой русского народничества, сквозь призму концепции «борьбы за индивидуальность», которая в 1870-х г.г. была основной идеей молодого Михайловского и которая, как рассказал Чернов в своих «Записках социалиста-революционера», с юных лет пленяла последнего «своей эстетической симметричностью и широтой размаха». Эта концепция взаимоотношений между личностью и коллективом стала в полном смысле слова путеводной звездой для Чернова, который из идейной сокровищницы западного социализма брал только то, что помогало закреплять и расширять эту «душу живую» старого революционного народничества.