Перебежчик - [20]

53. Когда я шел к своим...

Когда я шел к своим, то увидел двух больших овчарок, которые пытались спастись от холода. Им трудней, чем котам. Они забегали в каждый открытый подъезд - и отовсюду их гнали. Им не выжить. И я вспомнил несколько ночей, когда мне негде было ночевать, в середине октября. Никого у меня не было, и одежды никакой, кроме старого пиджака. Ночью я пробирался в один дом, там шел ремонт, не было ни окон ни дверей, зато на месте крыша. И я дремал в углу, то покрывшись пиджаком, то подложив его под себя. Кое-как дотянув до рассвета, плелся на вокзал, дремал на скамейке, а в шесть уборщицы меня прогоняли... Что чувствовали собаки в тридцатиградусный мороз? Кто-нибудь скажет с ухмылкой - они же не думали, ведь это звери... Но и я не думал в том доме - я был просто живой тварью, и страдал, как они страдают... Жизнь прожита, а вспоминаются именно те дни. Я не мог отдать овчаркам все, что нес своим! Залез рукой в кастрюлю и вывалил на снег пригоршню каши с рыбой. Вытер руку о полу пальто, а то вмиг замерзнет. "Все, что могу, ребята!.." Они проглотили и уставились на меня, на сумку, в которой кастрюля с кашей. Немигающий взгляд, в нем не было благодарности, только вражда и медленное созревание одной и той же мысли у обоих... Я понял, что надо срочно уносить ноги. Они долго смотрели вслед. Они легко догнали бы меня, но еще не привыкли. А я подумал, что они были бы правы. Кощунственно говорить, что все жизни равноценны, если у меня кастрюля, а у них пустое брюхо. Мне не нравится, как все, все здесь устроено. В гробу я видал борьбу за существование!.. Говорят, другой жизни быть не может. В гробу я тогда видал эту жизнь!.. Стать котом трудно. А быть человеком не легче - неприятно и стыдно. Когда пожимают плечами, талдычат о культуре, великих традициях, разуме, добре... меня охватывает бешенство. Я бы привел к говорунам, в их чистые теплые комнаты этих собак, чтобы испытали на себе тот взгляд!

54. Между небом и землей.

Возвращаясь от своих, я чуть не пропал, и что бы они делали без меня? Не хочу и думать! Я говорил, что не хожу через город, отвык от людей, противно смотреть в их лица, и я иду через поля, по тропинке вдоль высокого берега реки. В одном месте, метров сто, наверное, тропка на самом краю спуска, и летом крутого, а сейчас бесконечного, высокого и опасного. Внизу долина реки, другой берег, низкий, плоский, дальше, за дымкой поле и черной полосой до горизонта лес. Горизонт теряется в темноте, земля и небо сливаются в единое, притихшее от холода пространство. Обычно я спокойно иду по насту, а тут устал, забылся, думал о годе, который ничего хорошего не принес... Видно, сделал шаг в сторону и тут же провалился по пояс в снег. Подо мной не было никакой опоры. Я попытался вытащить одну ногу, но поставить ее оказалось некуда - она снова утонула и утащила меня еще глубже. Ухватиться не за что, а тропинка где-то рядом, в полуметре от меня, но сверху-то я видел ее, а сейчас она словно исчезла!.. Так я барахтался, как перевернутое на спину насекомое, и никого поблизости не было. Представляете картину? - я на вершине снежной лавины, которая вот-вот сорвется в сторону реки, и тогда уж никогда не выкарабкаюсь из-под этой тяжести. Было тихо, только мое хриплое дыхание, потрескивание снежной корки и хруст слоев снега; они постепенно уплотнялись под моей тяжестью, и я после каждого движения погружался все глубже. Если я не двигался, то висел. Темнота сгущалась, другого берега уже не было видно. Я был в отчаянии, но все больше уставал и погружался в какое-то оцепенение... Вдруг кто-то сказал мне на ухо - делай вот так! Я понял, надо не сгибаться вперед, как я все время пытался, а отклониться назад и вылезать на спине. Я попробовал, и, действительно, после нескольких попыток обнаружил, что выкарабкиваюсь. Тут уж я стал смелей отталкиваться ногами, и спиной, спиной выползать, пока наконец весь не оказался на плотной полоске снега, по которой до этого так безмятежно шагал. Спокойствие вернулось ко мне. Я вспомнил, чего испугался в первый момент - Хрюша и кошки заперты дома! Если не выберусь, кто откроет им дверь? Они погибнут от жажды и голода.

55. История остромордого.

Вчера вечером я возвращался от своих и увидел у девятого дома под редкими кустиками темное пятно. Мой глаз навострился узнавать живое, я подошел и обнаружил щенка месяцев шести, небольшого, остромордого, темно-серого, насколько мог различить в сумерках. Мордочка обнесена инеем, видно, что лежит давно, и снег под ним подтаял. Кажется, он лежал на люке, здесь теплей. Я заговорил с ним, он не испугался, и слушал. "Минус двадцать девять не шутка, - я сказал ему, - уходи!" У меня не было еды, и я не знал, как увести его отсюда. Я звал его в подъезд, но он не слушался, только еще крепче свернулся и спрятал нос... Я ушел с тяжелым сердцем. Этому малышу предстояла ночь на морозе, он не знает, что это, а я знаю. Сегодня утром я нашел его в месте чуть получше прежнего - у одного из окошков в подвал, там слегка приоткрыт железный ставень и струйка тепла попадает ему на спину. Я нашел палку, подлез поближе к окошку, а это под балконом, так что я полз на коленях, и приоткрыл пошире ставень, чтобы песику было теплей. Потом сходил за едой, свалил в одну из мисок остатки хлеба и рыбы с кашей и вернулся по косой тропинке к девятому. За мной увязался Макс, который собирался навестить этот подвал и ждал подходящего момента. Иногда они ждут часами, чтобы беспрепятственно одолеть сто метров... За нами бежала маленькая собачонка, а навстречу идет большой рыжий пес с крестьянской физиономией, он часто встречается мне в подвале. Я не раз пытался его образумить, он внимательно слушал, а потом поступал по-своему... Макс, поняв, что нас обложили с двух сторон, остановился подумать; делать два дела сразу он не в состоянии, впрочем, я тоже. Сейчас он кинется от большой псины к десятому, та за ним, и я ничего не смогу сделать... Но Макс оказался не так прост, как я думал, он принял смелое решение - подбежал ко мне и двинулся дальше, правда, оглядываясь на меня, навстречу большому псу. Если бы так поступил Клаус или Стив, я бы не удивился, но мой недотепа так никогда не делал! Значит, не безнадежен дурачок?.. Пес застенчиво отвернулся, скосил глаз на кота, потом на меня... "Не трогайте меня, и я вас не трону..." Скандал ему ни к чему, ведь мы не раз еще встретимся. Мы благополучно добрались до песика, я поставил перед ним миску. А Макс, окрыленный своим успехом, набычился, задергал хвостом и двинулся в сторону щенка, того и гляди, нападет... Песик смутился и есть не стал. Я отозвал Макса и пошел с ним осмотреть двери в этом подвале. Северная забрана частой решеткой, для котов не преграда, а щенку не проскочить. Южная... вчера в темноте я долго толкал ее, оказывается, открывается на себя! Приоткрыл ее и подпер палкой, так, чтобы щенок мог пройти, если захочет. Вместо того, чтобы затащить силой, я предложил ему выбор. И чуть не погубил его. Почему я так поступил? Потом я много думал об этом... Я стараюсь не решать за них, пусть поступают сами в соответствии со своей природой. Но что он мог решить, этот глупый щенок! Нашел же он подвальное окошко, нашел бы и полуоткрытую дверь... Если б я мог, то взял бы его себе. Невозможно... Надо признать, я хотел помочь и остаться в стороне, не участвовать, не вовлекаться, не привыкать... Но так часто этого недостаточно! Потому что слишком мало вокруг нас уважения к жизни, даже простой доброжелательности, и так много непонимания и злобы, что с этим не сладит даже самый сильный и мудрый зверь.