Перчинка - [25]

Шрифт
Интервал

— Разбомбило выход! Выход завалило! — кричали они.

— Без паники! Без паники! — сейчас же вмешался дон Доменико. — У нас три запасных выхода!

— Да там дети! — чуть не плача, воскликнул один из мужчин. — Двое мальчишек наверху остались. Сам видел: только они выскочили — как трахнет! Навес над дверью — в щепки. Мы им кричали, да куда там! Как сквозь землю провалились. На улице пылища, в двух шагах ничего не видно, разве разглядишь!

Матери с криками ужаса начали созывать и пересчитывать своих детей. Но все, как будто, были на месте. Дон Микеле огляделся, ища Перчинку, который только что вертелся рядом, но мальчика нигде не было видно. Тогда старый ополченец отправился разыскивать его по всем коридорам и комнатам бомбоубежища, пока не убедился, что его поставщик табака бесследно исчез. Теперь не могло быть никаких сомнений в том, что одним из мальчишек, замеченных в пыли обвала там, наверху, был Перчинка. В глазах старика блеснула слеза. К чести его надо сказать, что в этот момент он меньше думал о табаке, чем о бедном мальчугане, который, вероятно, лежит сейчас наверху раненый, а может быть, даже мертвый. Но кому сказать об этом? Ведь никто не рискнет отправиться в этот ад. Сверху все еще доносилась яростная пальба зениток и отдаленные взрывы фугасок. Боже мой, когда же все это кончится? Вспомнив о листовке, лежавшей у него в кармане, дон Микеле невольно с надеждой подумал, что, может быть, и впрямь всему скоро придет конец: и войне, и самому дону Доменико со всей его спесью.

— Но кто же все-таки они были, эти мальчуганы? — продолжал допытываться аптекарь.

— Если только они им не приснились, — язвительно вставил дон Доменико.

— Я знаю, кто они, — неожиданно произнес дон Микеле. — То есть я знаю одного из них…

— Вы ополченец ПВО, — официальным тоном заявил дон Доменико, — и ваша обязанность сейчас же отправиться наверх и узнать, что там произошло.

— Как же так?.. — пролепетал несчастный старик. — Послушайте только, что там творится!

— Вы ополченец ПВО, — повторил фашист, — и должны гордиться тем, что носите эту форму. Вы на своем примере должны показать, что не все такие подлые трусы и пораженцы, как авторы этих листовок. Идите, дон Микеле!

Что мог бедняга возразить дону Доменико? К тому же, фашист был не один. Все, кто находился в бомбоубежище, и особенно женщины сейчас же одобрили это предложение, так как каждому не терпелось узнать о судьбе двух мальчуганов, которые так неосторожно выскочили на улицу. Опустив голову, дон Микеле поручил себя всевышнему и медленно двинулся к лестнице, не отвечая на многочисленные советы, которые сыпались со всех сторон. Но не успел он сделать и десяти шагов, как его остановили радостные возгласы:

— Да вот же они! Вот они! Ура! Слава богу, живы, здоровы!

Подняв глаза, дон Микеле увидел перед собой худую, остренькую мордочку Перчинки и круглую физиономию его неразлучного дружка Чируццо. Оба мальчика вприпрыжку спускались с лестницы. Глядя на них, можно было подумать, что они возвращаются с веселой прогулки. И тот и другой были невероятно грязны и оборванны, но, как видно, совершенно здоровы. На них со всех сторон посыпалась радостная брань.

— Вот дураки безмозглые! Ну куда вас понесло? Жить надоело, что ли? Захотели, чтобы вас укокошило?

Один дон Доменико молча смотрел на ребят с откровенной враждебностью. Что касается дона Микеле, тот был на седьмом небе от радости, что теперь уже не нужно выходить под бомбы. Он обнял пораженного Перчинку и прошептал ему на ухо:


— Будь осторожен. Если у тебя есть листовки, спрячь их куда-нибудь. Дон Доменико подозревает…

В эту минуту фашист подошел к ребятам и положил руку на худенькое плечо Перчинки.

— Зачем ты выходил? — спросил он.

— Посмотреть на погодку! — дерзко ответил мальчик.

— Не прикидывайся дурачком, со мной это не пройдет! — злобно проговорил фашист. — Ты знаешь, что выходить из бомбоубежища во время тревоги запрещено?

— Нет, синьор, не знаю, — с притворным раскаянием в голосе ответил мальчик, почти вплотную приближаясь к огромному животу фашиста.

— Эй! — крикнул тот. — Отодвинься, не видишь, ты же весь в известке!.. Так будешь отвечать? Да или нет?

— Да, синьор, конечно, дорогой синьор! — торопливо закивал Перчинка.

Казалось, он совсем одурел от страха. Дон Микеле, который прекрасно знал смелость и находчивость Перчинки, глядя на него сейчас, не верил своим ушам.

— Ну, — продолжал фашист, — зачем ты выходил на улицу?

— Не знаю, синьор, — растерянно пробормотал Перчинка и как бы невзначай снова прислонился к животу дона Доменико.

— Да отодвинься же ты! — взвизгнул фашист. — И так всего перепачкал в известке. Дон Микеле!

— Я здесь, слушаю, синьор, — поспешно отозвался ополченец.

— А ну-ка, обыщите этого сорванца, — приказал фашист. — Авось найдем что-нибудь интересное.

Дон Микеле нехотя повиновался. Люди, толпившиеся вокруг Перчинки и его приятеля, как по команде, принялись со скучающим видом разглядывать потолок бомбоубежища. Через некоторое время дон Микеле выпрямился и протянул фашисту целую коллекцию самого невообразимого хлама. Там были и пробочки, и стеклышки, и ножички со сломанными лезвиями, и даже мертвая ящерица.


Рекомендуем почитать
Заговор обреченных

Основой сюжета романа известного мастера приключенческого жанра Богдана Сушинского стал реальный исторический факт: покушение на Гитлера 20 июля 1944 года. Бомбу с часовым механизмом пронес в ставку фюрера «Волчье логово» полковник граф Клаус фон Штауффенберг. Он входил в группу заговорщиков, которые решили убрать с политической арены не оправдавшего надежд Гитлера, чтобы прекратить бессмысленную кровопролитную бойню, уберечь свою страну и нацию от «красного» нашествия. Путч под названием «Операция «Валькирия» был жестоко подавлен.


Вестники Судного дня

Когда Человек предстал перед Богом, он сказал ему: Господин мой, я всё испытал в жизни. Был сир и убог, власти притесняли меня, голодал, кров мой разрушен, дети и жена оставили меня. Люди обходят меня с презрением и никому нет до меня дела. Разве я не познал все тяготы жизни и не заслужил Твоего прощения?На что Бог ответил ему: Ты не дрожал в промёрзшем окопе, не бежал безумным в последнюю атаку, хватая грудью свинец, не валялся в ночи на стылой земле с разорванным осколками животом. Ты не был на войне, а потому не знаешь о жизни ничего.Книга «Вестники Судного дня» рассказывает о жуткой правде прошедшей Великой войны.


Тамбов. Хроника плена. Воспоминания

До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.


Великая Отечественная война глазами ребенка

Излагается судьба одной семьи в тяжёлые военные годы. Автору хотелось рассказать потомкам, как и чем люди жили в это время, во что верили, о чем мечтали, на что надеялись.Адресуется широкому кругу читателей.Болкунов Анатолий Васильевич — старший преподаватель медицинской подготовки Кубанского Государственного Университета кафедры гражданской обороны, капитан медицинской службы.


С отцами вместе

Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.


Катынь. Post mortem

Роман известного польского писателя и сценариста Анджея Мулярчика, ставший основой киношедевра великого польского режиссера Анджея Вайды. Простым, почти документальным языком автор рассказывает о страшной катастрофе в небольшом селе под Смоленском, в которой погибли тысячи польских офицеров. Трагичность и актуальность темы заставляет задуматься не только о неумолимости хода мировой истории, но и о прощении ради блага своих детей, которым предстоит жить дальше. Это книга о вере, боли и никогда не умирающей надежде.