. Он никому не разрешал их листать, не желал, чтобы они его пережили. Я напрасно старался вообразить написанное.
Мне подумалось, что вполне правомерно видеть в «окончательном» Дон Кихоте своего рода палимпсест [22], где должны просвечивать черты – еле заметные, но все-таки различимые – «изначальной» рукописи нашего друга. К сожалению, только второй Пьер Менар, углубившись в работу первого, смог бы раскопать и воскресить эти Трои…
«Мыслить, анализировать, придумывать (писал он мне также) – это не аномальная деятельность, а нормальное дыхание разума. Возносить при этом до небес случайное удачное свершение, накапливать старые и чужие идеи, вспоминать с невероятным упорством то, что думал об этом некий «doctor universalis», – значит признаваться в собственной слабости или невежестве. Всем людям должны быть по силам все мысли, и думаю, что когда-нибудь так и будет».
Менар (может быть, сам того не желая) обогатил новым методом ограниченное и примитивное искусство чтения, методом преднамеренного анахронизма и произвольного додумывания. Этот метод, имеющий безграничные возможности, побудит нас отнестись к Одиссее так, будто она возникла после Энеиды, а к книге «Le jardin du Centaure» [23] мадам Башелье так, будто она написана мадам Анри Башелье. Этот метод расцветит происшествиями самые нудные книги. Приписать, например, Луи Фердинану Селину или Джеймсу Джойсу «Подражание Христу» [24] – разве это не малое обогащение их деликатных духовных проявлений?