Пепелище славы - [50]

Пригревшись, Шенгар задремал, и разбудили его уже знакомые и такие долгожданные легкие шаги. Кажется, другие эльфы совершенно не одобряли забот Нириэль о пленном чудовище: девушка явно не желала быть застигнутой за этим занятием.

С превеликим трудом Шенгар заставил непокорное тело подняться до сидячего положения. «Тебе надо с ней поговорить, болван. Не имеет значения, кто перед тобой – она или старая уродливая карга. Или тот, с фингалом».

На этот раз эльфийка тоже уставилась на него с каким-то странным выражением. Не сразу догадался Шенгар, в чем дело. Он стер с рук и туловища грязь, и на коже ярко проступили замысловатые северные орнаменты, прибывающие в числе с каждой зимой.

На некоторое время Нириэль уступило ее эльфийское самообладание, и она с любопытством принялась разглядывать невиданный рисунок. По ее лицу Шенгар не смог понять, нравится ей это или нет, и искренне понадеялся на первое. (На самом деле, когда эльфийка хорошенько рассмотрела татуировки и разобралась, что это такое, они сочла подобный обычай верхом дикости и уродливого издевательства над природой. По счастью, клыкастому воздыхателю этого не пришлось узнать).

На мгновение их глаза встретились. Эльфийка вздрогнула и быстро придвинула к решетке свою ношу.

– Подожди! – поспешно окликнул Шенгар, видя, что она собирается уходить. Нириэль, уже сделавшая несколько шагов по дорожке, замерла и обернулась.

– Ты сказал «подожди»? – переспросила она. На человеческом языке она говорила с тем же птичьим акцентом, что и большинство ее соплеменников. Но в ее устах он не казался охотнику смешным.

– Да, постой немного. Эльфийка сердито сдвинула брови.

– Знай, я прихожу сюда вопреки решению моих товарищей. Не тебе требовать от меня большего, порождение Тьмы!

– А, – Шенгар бесстрастно откинулся на каменное «ложе». – Значит, один ушастый художник по имени Алангор скоро умрет. От равнодушия эльфийки не осталось и следа.

– Алангор? – вскричала она взволнованно и, бросившись к решетке, схватилась за прутья. – Ты знаешь, что с ним? Расскажи!

– Я бы с радостью, – ответил Шенгар. – Но только есть одна неувязочка. Я, знаешь ли, в плен на днях угодил. И мне там жутко не понравилось. Вот если бы удалось с этим что-нибудь уладить…

– Алангору грозит опасность?

– Он серьезно ранен, и не может о себе позаботиться. Освободите меня, и я покажу место, где он находится.

– Я немедленно скажу остальным! Нириэль убежала прочь, вдвое быстрее обычного.

Шенгар тяжело вздохнул. Его слова причинили боль эльфийке, это видно. Впервые в жизни он чувствовал себя законченным негодяем. Если бы он только мог, то притащил бы Алангора на плечах и бросил к ее ногам, лишь для того, чтобы увидеть счастливую улыбку на этом прекрасном лице. Что только нашла она в этом хлипком неудачнике? Он бы понял, если речь шла о ком-то, сравнимым доблестью хотя бы с Роэтуром. Но это ходячее недоразумение с восторженно-наивным отношением к миру, которое не смогло изменить даже тяжелое ранение и известие о возвращении орков…

«Он может быть ее братом», – подбросил вариант робкий голосок надежды. Но что-то внутри подсказывало, что нет. «Я даже не могу набить морду калеке», – мрачно подумал молодой орк.

Чувство времени, ни разу не изменявшее Орогу на поверхности, оказалось бессильно перед лишенной всяческих событий пустотой подземелья. Он не мог точно сказать, прошел час или целые сутки. Неизвестность раздражала. За отсутствием новых тем для размышления, раз за разом возвращались старые, и среди них особо упорствовала невеселая мысль о том, что он совершил ошибку, которая, возможно, будет стоить ему жизни. А вместе с ним погибнут планы, идеи и надежды на лучшее будущее для всей орочьей расы. Да еще вдобавок братец Шенгар может выкинуть что-нибудь необдуманное и столкнуться в одиночку с опасным врагом, который окажется ему не по зубам. За это Орог ощущал себя виноватым вдвойне: в его возможностях было вовремя навестить брата и поделиться с ним новостями о пещере и ее обитателях. И сейчас, быть может, Шенгар уже спешил бы на выручку – не в полном неведении, а имея под рукой все знания о клане Черное Солнце, которые ему удалось раздобыть.

«Это всего лишь урок на будущее, а вовсе не повод предаваться безнадеге», – убеждал он себя. Получалось неважно: сама обстановка способствовала погружению в мрачную трясину растущего отчаяния.

«Уршнак просидел здесь десять лет, и не спятил… Он что, выходит, крепче меня?»

Такие соображения подействовали на Орога, словно засыпанная под рубаху пригоршня снега (таким способом «добрый» братец нередко заменял более мирные варианты побудки). Он прекратил бесполезные самобичевания и сам не заметил, как быстро вернулся к хладнокровной логике, подаренной новой личиной; маской, снимать которую с каждым днем было все труднее и труднее.

Первым встрепенулся эльф. Приподняв голову, он начал вслушиваться во что-то. Скоро и Орог различил далекий грохот грубых орочьих сапог.

Отблески факела резанули ослепляющим сиянием по привыкшим к темноте глазам. Орог болезненно зажмурился, а когда, наконец, смог без труда поднять веки, то увидел физиономию «старикана», свесившуюся над колодцем.