Пепел над океаном - [95]

– Где отец? – бесстрастным голосом спрашиваю я, игнорируя ее вопрос.

Ничего не сказав, она поворачивается ко мне спиной и направляется к лестнице, безмолвно прося следовать за ней. Пока она не видит, я делалаю глубокие вдохи. Самое главное – не поддаваться на ее провокации.

Поднявшись на второй этаж, мы проходим вдоль по коридору и останавливаемся у двери из красного дерева. Я ненавижу этот цвет. Мама это знает. В мое отсутствие они сделали ремонт, использовав цвета, которые я терпеть не могу.

– Пожалуйста, веди себя как послушная дочь и старайся не разочаровывать папу. Ему и без тебя плохо, – говорит она и, прежде чем я успеваю что-то ответить, распахивает дверь.

Сигарета тридцать третья

Амелия

Отец лежит на большой кровати, по пояс укрытый одеялом. По его лицу нельзя сказать, что болезнь серьезная. Он выглядит свежо, только под глазами залегли тени.

Я решаюсь сделать шаг в сторону постели. Мама тем временем беззаботно падает на большое кресло, кладя ногу на ногу, и берет в руки газету.

Внутри по-прежнему бурлит злость. Зачем меня оторвали от учебы (то, что я на больничном, родителям знать необязательно)? Чтобы показать свое безразличие? Поборов желание развернуться и уйти, я здороваюсь с папой. Его голос безэмоционален и невыразителен.

До конца своих дней я буду мечтать о том, чтобы меня хотя бы раз тепло встретили в этом доме. Чтобы обняли и сказали, как рады видеть. Мне жаль людей, которые оказались в подобной ситуации. Каждый человек заслуживает не просто появиться на свет, но и быть любимым родителями. Я не стану такой, как моя мать. Я буду любить своего ребенка сильнее всех на свете.

– Как ты себя чувствуешь? – спрашиваю я, медленно идя к кровати, и сжимаю кулаки за спиной. Однако ответа не получаю. – Пап?

– Он не хочет с тобой разговаривать, – довольно произносит мама. – Папа обижен на тебя.

Я бросаю на мать самый злобный взгляд и бубню, что мне надо выпить кофе. Стараясь выйти из комнаты как можно спокойнее, я пытаюсь скрыть дрожь от переизбытка ярости. Оказавшись за порогом родительской спальни, я как угорелая несусь вниз и, очутившись в кухне, закрываю дверь и опираюсь на нее ладонями и лбом. Это намного труднее, чем я представляла.

Дойдя до чайника на ватных ногах, ставлю его на плиту, затем достаю телефон и пишу Нелли, которая мне тут же отвечает. Я жалуюсь ей до тех пор, пока по кухне не разносится свист чайника. Она предлагает мне вернуться в общежитие завтра, и я начинаю рассматривать такой вариант.

Родители навряд ли станут удерживать меня. Судя по их поведению, они вызвали меня лишь для того, чтобы напомнить о моем проступке. Я обещаю себе, что это последний визит к ним.

Мать заходит в кухню как раз в тот момент, когда я наливаю кипяток в чашку. В воздухе тут же повисает напряжение. Я не спешу поворачиваться, мне не хочется видеть ее.

– И мне сделай, пожалуйста, – раздается ее голос позади меня.

Молча достав кружку, я готовлю кофе и, развернувшись, протягиваю его маме. Когда наши пальцы соприкасаются, я вздрагиваю. Руки матери ледяные. Чем не Снежная Королева?

– Как учеба? – с неподдельным интересом спрашивает она.

– Отлично, – коротко отвечаю я.

– Ни в чем не нуждаешься? – Мама смотрит на меня, приподняв идеальные брови. Ее вид переполнен самодовольством, и из-за этого я бешусь еще сильнее.

– Нет.

– Где берешь деньги?

– Тебе необязательно об этом знать.

– По твоему виду я могу сама догадаться, – спокойно говорит мама.

Я чуть ли не задыхаюсь от такого заявления. Это тонкий намек на то, что я шлюха? Моя мать назвала меня шлюхой? Взбесившись, я со всей силы бросаю кружку в раковину. Мама что-то отвечает, но, обернувшись, я кричу:

– Идите в задницу с таким отношением!

Схватив куртку со спинки кресла, я беру рюкзак и выхожу из дома, сильно хлопнув дверью. За мной никто не идет…

По щекам бегут слезы. Я чувствую себя брошенной, грязной. Сорвав резинку с волос, я позволяю им рассыпаться по плечам. Остановившись на дорожке, я снимаю туфли и кидаю их в садового гнома, которого так обожает мама. Он покачивается и падает.

Земля холодная, но мои пятки буквально горят оттого, что я слишком долго нахожусь на ногах. Идя босиком, но в куртке и с рюкзаком, я вытираю слезы, не заботясь о том, что могу размазать макияж. На улице уже темно, людей и машин нет, поэтому заботиться о внешнем виде необязательно.

Где-то вдали раздается гром, а через какое-то время начинается небольшой дождь. Но и это меня не волнует. Я не знаю, куда иду и что будет дальше, зато с уверенностью могу сказать: мне необходимо купить кроссовки.

Завернув за угол, я бреду по переулку и останавливаюсь около баков с мусором. Сев на мокрую землю, прислоняюсь спиной к не менее мокрой стене и достаю из рюкзака пачку сигарет и зажигалку. После первой затяжки дышать становится легче.

– Не холодно? – раздается прокуренный взрослый голос.

Подняв взгляд, я вижу перед собой бездомного грязного мужчину. Покачав головой, продолжаю курить. Наверное, нужно испугаться, подскочить и убежать. Но мне всегда казалось, что бомжи не тронут тебя, если ты первый их не заденешь.

Мужик присаживается рядом, и, как ни странно, от него ничем не пахнет. Я протягиваю ему сигарету и подношу к ней огонь зажигалки. Он кивает в знак благодарности и называет свое имя. Его зовут Кевин.