Пепел и роса - [25]

Графиня Ольга пользовалась бешеным успехом в своем легком, почти провокационном наряде. Я же предпочитала прятаться за колоннами и провожать голодными глазами вереницы лакеев с напитками и вкусной едой — со всей этой костюмерной чехардой ни завтрака, ни обеда у меня не состоялось. Оказалось, что у Тюхтяева мозги сочетались с совестью и после очередного танца мне поднесли фужер шампанского с соломинкой. Первый раз я почувствовала признательность к этому человеку.

— Спасибо, Михаил Борисович. — промычала я.

— Осмелюсь заметить, Вы выбрали крайне эксцентричный наряд, Ксения Александровна. — лукаво улыбнулся мой спутник.

— За два часа до нашей встречи я была уверена, что отправлю Николая Владимировича и Ольгу Александровну на праздник и отправлюсь спать. Мало того, что их костюмы за день слепили из всего, что было, так еще и мне пришлось. — вот как получилось, что я ему жалуюсь?

— То есть это Ваша идея? — изумился он, глазами указывая на египетскую чету, кружащуюся в вальсе.

— Восемь часов на идеи и воплощения. Даже Вас вот удалось вписать в общий замысел. — я с удовлетворением оглядела дело рук своих.

— Восхищен Вашими талантами. — он манерно поклонился и поцеловал правую забинтованную конечность.

Как выяснилось, его присутствие здесь было неизбежно именно в целях безопасности, а то, что хочешь спрятать, нужно выкладывать на самом виду. Мы даже потанцевали с ним. И еще непонятно с кем, потому что пока искусство запоминания множества лиц и их титулов от меня ускользало, а пара бокалов шампанского на пустой желудок вообще не сочетались с хорошей памятью.

Ярче остальных, во всех смыслах этого слова оказалась скандальная жена Саввы Морозова Зиновия, которая преуспела в деле скрещивания человека и павлина. Ее платье с множеством перьев, блесток и с хохолком бриллиантов на голове произвело фурор.

Но вот мы без происшествий дожили до полуночи, прозвонили часы, все поздравили друг друга с наступлением Нового Года, и я попросилась у графа домой. Поскольку формально он был самым статусным гостем после Сергея Александровича, растворившегося с последним боем часов, то мог бы и отпустить меня, но не судьба. Графиня была в ударе, и мы отработали практически полную смену, попрощавшись с гостями около семи утра.

Как я уже говорила, лучше бы сдохла рыбкой.

Завтрак в доме Татищевых не состоялся, равно как и обед тоже. Оголодавшая, я бродила по тихим коридорам в поисках ну хоть кого-нибудь, потому что вчерашние конфеты были уже съедены и забыты.

По запаху, каким-то чудом, удалось разыскать ход на кухню, где сразу забегали, засуетились — и выдали мне от большой щедрости бисквиты с бульоном. Пора и честь знать, решила я.

Хозяева дома пробудились в прекрасном настроении, благостные, счастливые, особенно графиня, которая не только сохранила самообладание, но и еще чудесно провела вечер, и теперь лишь ворчала на мужа за приглашение «этого ужасного Тюхтяева». Можно подумать, вчера меня удалось бы сбыть с рук удачнее.

Наконец мне удалось отпроситься поехать в дальнейшее свое путешествие. Напоследок граф пригласил меня в библиотеку.

— Сударыня, эти твои поездки в Саратов…

— Владимир Николаевич, они носят совершенно невинный и отчасти деловой характер.

Он ехидно посмотрел на меня, а я, аккуратно подбирая слова, дабы не нарушить принципы цензуры и хорошего тона, попробовала донести простую истину.

— Равно как добродетель любой женщины вчера могла быть в безопасности с одним древнегреческим богом, так и я имею с Фролом Матвеевичем только дружеские отношения.

Смутился. А я-то помнила, как Его Светлость Дионис пялился на тыльную часть фараона.

* * *

Поездка на родину прошла крайне сумбурно — город весь увлекся праздником — все же это было первое Рождество после государственного траура. Рябинкин стремился успеть все и немного больше, так что нам досталась лишь ночь.

Уезжала я, имея за спиной маркетинговый план, подкрепленный восьмью бездетными вдовами, которые в съемном доме дни напролет шили прокладки. Получалось около десятка в час у каждой. Медленно, но лучше, чем ничего. И этот съемный дом находился над подвалом, чью безопасность мне было столь важно сохранить.

* * *

Все десять дней моих похождений погода не донимала. То есть в Москве я быстро перешла на ротонду и морозы вообще не задевали. Фрол подарил шикарную пуховую шаль, благодаря которой можно было путешествовать сколь угодно долго, но в целом зима была безболезненной. А вот на пути в Петербург нас накрыло метелью. Сначала поезд сбросил скорость, а потом и вовсе встал в поле. Несколько часов пурги — и намело почти до окон. В ночь пассажиры ушли в легком беспокойстве. Точнее это другие ушли в беспокойстве — мой опыт путешествий научил доверять железной дороге.

А утро встретило прохладой. Я не учла, что поездки на электровозе и на древнем паровозе имеют существенные различия — у нас банально закончились дрова. В вагоне-ресторане нас угостили холодными бутербродами, и я была не единственной, кто прихватил бутылочку чего покрепче. К обеду кочегар и его помощники сбегали к ближайшей рощице, где нарубили дров для первого класса, так что шубу уже можно было снять, но в остальном поезде творился кошмар. Из вагона третьего класса пассажиры выходили прямо на снег лишь бы подвигаться. От скуки или избытка горячительного меня потянуло спасать людей. Экскурсия в дальние вагоны напомнила фильмы про блокаду Ленинграда. К счастью, детей было мало, и их уже приютили на кухне, но один крестьянин уже точно не проснется — зайдя по нужде в тамбур, он там так и задремал навсегда. Мое же внимание привлекла одна пара — непривычно одетые парень и девушка лет семнадцати. На ней особым образом завязанный платок, а он угрюмо смотрит в пол. Она сложила руки в замок и бормотала молитву.