Пепел и алмаз - [2]
В глубине площади на фоне весеннего голубого неба чернели силуэты сожженных домов. Над улицей алели огромные плакаты. Из репродуктора раздавался громкий мужской голос:
— «Вчера, четвертого мая, в шесть часов утра в штабе маршала Монтгомери подписан акт о капитуляции, согласно которому…»
Подгурский сбавил скорость, но, чтобы пробиться сквозь толпу, приходилось все время сигналить. В вышине отчетливо звучали слова диктора:
— «…немецкие воинские соединения в северно-западной Германии, Голландии, Дании… включая военные корабли, находящиеся в этом районе, прекращают огонь и безоговорочно капитулируют. Военные действия будут прекращены в субботу в восемь часов утра».
Толпа у репродуктора молчала. На тротуарах тоже застыли группы людей.
Диктор повысил голос:
— «Настоящий акт является первым шагом к полней и окончательной капитуляции Германии».
Подгурский взглянул на своего спутника.
— Едем! — сказал Щука.
Когда они проезжали мимо здания комитета партии, на котором развевалось красное знамя, часовой у входа, заметив Подгурского, стал делать ему знаки, прося остановиться.
— Едем! Едем! — повторил Щука. — Некогда.
Подгурский жестом дал понять часовому, что очень
спешит. Через минуту они уже выехали из толчеи на поперечную улицу.
— Обратили внимание, с какими лицами люди слушали сообщение?
Щука кивнул.
— Без всякой радости, заметили?
— Слишком долго ждали.
— Вы думаете, только поэтому?
— Конечно, не только, — бросил Щука, не отводя глаз от дороги.
Он посмотрел на часы.
— Минут через десять будем на месте?
— Должны быть. Уже недалеко.
Они ехали снова по пустынным, разрушенным улицам.
— Ну, так что же этот Косецкий? — вернулся Щука к прерванному разговору. — Вы знали его до войны?
— Да. Я два года работал с ним в суде. До самой войны. На редкость честный и порядочный человек. Только что вернулся из лагеря.
— Из Освенцима?
— Нет, из Грос-Розена.
Щука заинтересовался.
— Он был в Грос-Розене?
— Провел там четыре года.
Подгурский вспомнил, что Щука, побывавший за последние несколько лет в разных концентрационных лагерях, сидел и в Грос-Розене.
— Ах да, вы ведь тоже там были?
— Был. Но не до самого конца. Мне удалось бежать во время первой эвакуации. Еще в феврале.
— Вы, наверно, встречали там Косецкого?
Щука задумался.
— Кажется, нет. А каков он из себя?
— Довольно высокий, широкоплечий, волосы темно-русые…
Щука перебрал в памяти знакомые лица.
— Что-то не помню. Судья из Островца?
— Постойте, — перебил его Подгурский. — Понятно, что эта фамилия вам ничего не говорит. Ведь его забрали под другим именем.
— А, вот оно что!
— Но под каким? Я все время помнил. — Он напряг память, но в конце концов, покачав головой, сказал: — Совсем вылетело из головы…
— Его арестовали в Островце?
— Нет, в Варшаве. Он бежал отсюда еще в конце сорокового года. После первого крупного провала.
— Вы вместе работали?
— Первое время. Связь со своими мне удалось установить немного позже.
— Осторожней! — буркнул Щука.
Подгурский засмеялся.
— Не беспокойтесь! Я эту дорогу знаю как свои пять пальцев.
В этой части города мост через реку был взорван, и приходилось делать крюк — ехать по ухабистому проселку, втиснутому в узкую горловину оврага. Худшую дорогу трудно было себе представить. Даже видавший виды джип с трудом одолевал глубокие рытвины.
В одном месте овраг сужался и ветви ольшаника, росшего по склонам, лезли в машину. Подгурский схватил ветку, протянувшуюся над дорогой дальше других, и, сорвав несколько клейких листочков, показал Щуке.
— Смотрите, совсем уже весна!
Дорога делала крутой поворот, а за поворотом сразу вырывалась на широкий, покрытый сочной травой луг, отлого спускавшийся к временному деревянному мосту через реку. Возле моста чернела толпа.
Щука наклонился к стеклу.
— Что там такое?
Подгурский заметил людей еще раньше, как только выехал из-за поворота. Их было довольно много, человек двадцать. Он сразу различил среди них несколько милиционеров. В стороне, посреди луга, стояла, накренившись набок, машина — тоже американский джип.
Между тем внизу их тоже заметили, и два милиционера, отделившись от толпы, выбежали на дорогу, знаками приказывая остановиться. Милиционер с заднего сиденья наклонился к Подгурскому.
— Это наши ребята из Островца.
— Вижу.
Теперь и остальные, в которых Подгурский узнал рабочих из Бялой, хлынули к дороге. Едва машина остановилась, ее окружили. Подгурский еще не успел вылезти, как к нему протиснулся рабочий, товарищ по партизанскому отряду.
— Знаешь уже?
Подгурский окинул взглядом кольцо людей. Лица у всех были сосредоточенные, хмурые.
— Нет, — медленно произнес он. — А что случилось?
— Двух наших ребят убили, — ответил седой рабочий из заднего ряда. — Вот что.
Подгурский побледнел.
— Кого?
— Смолярского и Гавлика.
Щука с трудом протиснул свое грузное тело в дверцу машины и встал рядом с Подгурским. Он прихрамывал и поэтому ходил с палкой. Подгурский взглянул на него.
— Слышали?
Тот кивнул.
— В тяжелую минуту приехали вы к нам, товарищ секретарь, — сказал кто-то рядом.
— Когда это произошло? — спросил Щука.
Один из милиционеров подошел ближе.
— С час назад. Рабочие на постройке моста услышали выстрелы. Прибежали, но уже поздно.
Ежи Анджеевский (1909–1983) — один из наиболее значительных прозаиков современной Польши. Главная тема его произведений — поиск истинных духовных ценностей в жизни человека. Проза его вызывает споры, побуждает к дискуссиям, но она всегда отмечена глубиной и неоднозначностью философских посылок, новизной художественных решений.
Ежи Анджеевский (1909—1983) — один из наиболее значительных прозаиков современной Польши. Главная тема его произведений — поиск истинных духовных ценностей в жизни человека. Проза его вызывает споры, побуждает к дискуссиям, но она всегда отмечена глубиной и неоднозначностью философских посылок, новизной художественных решений.
Ежи Анджеевский (1909—1983) — один из наиболее значительных прозаиков современной Польши. Главная тема его произведений — поиск истинных духовных ценностей в жизни человека. Проза его вызывает споры, побуждает к дискуссиям, но она всегда отмечена глубиной и неоднозначностью философских посылок, новизной художественных решений. .
Ежи Анджеевский (1909—1983) — один из наиболее значительных прозаиков современной Польши. Главная тема его произведений — поиск истинных духовных ценностей в жизни человека. Проза его вызывает споры, побуждает к дискуссиям, но она всегда отмечена глубиной и неоднозначностью философских посылок, новизной художественных решений. .
Ежи Анджеевский (1909—1983) — один из наиболее значительных прозаиков современной Польши. Главная тема его произведений — поиск истинных духовных ценностей в жизни человека. Проза его вызывает споры, побуждает к дискуссиям, но она всегда отмечена глубиной и неоднозначностью философских посылок, новизной художественных решений. .
В книге «Опечатанный вагон» собраны в единое целое произведения авторов, принадлежащих разным эпохам, живущим или жившим в разных странах и пишущим на разных языках — русском, идише, иврите, английском, польском, французском и немецком. Эта книга позволит нам и будущим поколениям читателей познакомиться с обстановкой и событиями времен Катастрофы, понять настроения и ощущения людей, которых она коснулась, и вместе с пережившими ее евреями и их детьми и внуками взглянуть на Катастрофу в перспективе прошедших лет.
До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.
Нада Крайгер — известная югославская писательница, автор многих книг, издававшихся в Югославии.Во время второй мировой войны — активный участник антифашистского Сопротивления. С начала войны и до 1944 года — член подпольной антифашистской организации в Любляне, а с 194.4 года — офицер связи между Главным штабом словенских партизан и советским командованием.В настоящее время живет и работает в Любляне.Нада Крайгер неоднократна по приглашению Союза писателей СССР посещала Советский Союз.
Излагается судьба одной семьи в тяжёлые военные годы. Автору хотелось рассказать потомкам, как и чем люди жили в это время, во что верили, о чем мечтали, на что надеялись.Адресуется широкому кругу читателей.Болкунов Анатолий Васильевич — старший преподаватель медицинской подготовки Кубанского Государственного Университета кафедры гражданской обороны, капитан медицинской службы.
Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.
Эта книга посвящена дважды Герою Советского Союза Маршалу Советского Союза К. К. Рокоссовскому.В центре внимания писателя — отдельные эпизоды из истории Великой Отечественной войны, в которых наиболее ярко проявились полководческий талант Рокоссовского, его мужество, человеческое обаяние, принципиальность и настойчивость коммуниста.
Роман известного польского писателя и сценариста Анджея Мулярчика, ставший основой киношедевра великого польского режиссера Анджея Вайды. Простым, почти документальным языком автор рассказывает о страшной катастрофе в небольшом селе под Смоленском, в которой погибли тысячи польских офицеров. Трагичность и актуальность темы заставляет задуматься не только о неумолимости хода мировой истории, но и о прощении ради блага своих детей, которым предстоит жить дальше. Это книга о вере, боли и никогда не умирающей надежде.