Пенуэль - [7]

Шрифт
Интервал

Заведя нас в комнату и почти запихнув за стол, Эльвира исчезла.

Стол украшал чайник и печенье «Зоологическое».

«Эльвира — святой человек», — сказала Гуля.

Я кивнул.

Вернулась Эльвира с пионерским галстуком на шее.

«Тот самый?» — спросила Гуля.

«Тот самый», — кивнула Эльвира и стала разливать чай.

Пиала была надтреснута, стали просачиваться капли. На клеенке заблестела лужа.

«У меня есть немного водки, — сказала Эльвира, посмотрев на меня. — Могу принести».

«Не надо», — ответил я.

«Я всегда для гостей держу. У меня ведь мужчины тоже бывают», — добавила она и покраснела.

До этого я не замечал, как краснеют смуглые люди.

Лицо Эльвиры стало похоже на гранат.

«Я вот тост хотела сказать и чокнуться, если не возражаете».

«Говори, Эля, никто над тобой смеяться не будет», — сказала Гуля и строго посмотрела на меня.

Первый раз посмотрела на меня строго.

«Может, проголосуем?» — спросила Эльвира.

Мы подняли руки, чтобы Эльвира сказала тост.

Другими, свободными от голосования руками, мы держались под столом и ломали друг другу пальцы.

«Кто продолжает заботиться об этой плотине, носившей его имя? — говорила нараспев Эльвира. Кто продолжает заботиться о нашей планете? И мы понимаем, как важно сегодня любить этого человека… За Ильича!»

Эльвира выпила залпом чай, задохнулась и со стуком поставила на стол. Заела зоологическим печеньем.


«Жаль, у меня уже ленинских книг почти не осталось, — говорила Эльвира, дожевывая кролика из печенья. — Последний раз, как течь в плотине ночью почувствовала, схватила остаток от полного собрания, в сумку — и бегом к плотине. Обидно, конечно. Хотела „Материализм и эмпириокритицизм“ на черный день оставить, да что уж там».

«И что вы сделали с книгами?» — спросил я, устав от своего молчания.

«Что сделала? В воду покидала. Потом водолазы в то место спускались. Да, говорят, все заделалось».

«И вы в это верите?»

Я посмотрел на Гулю, ожидая, что она попытается меня остановить. Гуля спокойно пила чай и водила пальцем по клеенке. Совсем как Пра.

Эльвира встала и вышла из комнаты.

Тут же вернулась, держа перед собой миску с мытым виноградом и кувшин с молоком. С миски летели капли.

«Когда любят, — громко сказала она, — приносят себя в жертву. Я всю жизнь любила двух мужчин — Ленина и своего мужа Петю. Ленина духовно, а Петя аквалангистом работал, получал премии. Кстати, мог всю ночь не кончать…»

Было слышно, как Гулин палец водит по клеенке.

«Когда разошелся, — глухо сказала Эльвира, — только мне Ленина и оставил. А оказалось, что так даже лучше. Теперь у меня и дом есть, и коровы, все благодаря ему».

«Как это благодаря

«А так. Если у человека есть вера…»

«А в Бога вы верите?»

«Верю», сказала Эльвира.

«И в Ленина?»

Эльвира кивнула и быстро поцеловала галстук.

«А то, что Ленин приказы отдавал людей расстреливать?» — почти крикнул я и даже сам испугался своего голоса.

«А если человеку ночью сено в рот засовывают и поджигают, что ему делать?» — крикнула Эльвира.

Рот у нее был приоткрыт, над верхней губой выступили капли пота.

«Какое сено?» — спросил я.

Эльвира отвернулась.

«Разве ты поймешь? Ты не женщина, и муж от тебя не бежал, и на плотине не живешь. Только скажи, честно мне скажи: жалел ты его в детстве, когда о смерти его узнал? Жалел или не жалел?»

Гуля перестала водить пальцем по столу и тоже смотрела на меня.


Перед глазами стучал паровоз. Ползли шпалы. Раздваивались, разбегались, снова срастались. И снова ползли.

Ветер вырывал из трубы дым.

…службы пути и телеграфа, г. Ташкент. Под гром аплодисментов собрание постановило пожелать Владимиру Ильичу скорейшего выздоровления, встать на корабль СССР, взять руль в свои руки и довести его до светлого и цветущего коммунизма…

…рабочие самаркандского узла, как маленькая частичка всего рабочего мира, надеются, что ты в скором будущем с нашей незначительной для тебя помощью вступишь на работу и поведешь за собой к светлому будущему…

В поезде ехал гроб. Он качался и вздрагивал на стыках.

Ни гром аплодисментов, которые посылали ему из Ташкента, ни пожелания от маленькой частички из Самарканда, ни другие пролетарские знаки внимания не могли разбудить вождя, заснувшего тяжелым зимним сном.

Проносились ветви. Ветвились и качались шпалы.

Я сидел возле теплого телевизора с перевязанным ангинным горлом. А поезд все ехал, все тащил холодное тело из точки А в точку Б.

В точке Б торопливо готовились траурные речи и обед для своих. Что на нем ели? Сушеный ферганский урюк. Тарелки с кишмишем и чищенным грецким орехом. Все обдавали кипятком, борясь с дизентерией.

Но я этого не знал.

Я жалел Ленина.

«А зачем сейчас от своего детства отказываешься?» — спросила Эльвира.

Я не знал, зачем я отказываюсь от своего детства.

Два раскосых глаза смотрели на меня, обдавая невидимым кипящим маслом.

«Поздно уже, — вдруг поднялась Гуля. — Ехать пора».


«Да-да, поздно… — вскочила и закружилась Эльвира. — Сейчас печенья вам соберу, в дорожке погрызете… Гуль, могу я его об этом попросить? Ну ты знаешь, о чем».

И, не дожидаясь ответа, Эльвира протянула мне ладонь: «Пожми мне на прощанье руку, товарищ. Только долго пожми, ладно? Совсем я уже без вашего пола научилась жить, а без рукопожатий не могу, вот и прошу об этом…»


Еще от автора Сухбат Афлатуни
Рай земной

Две обычные женщины Плюша и Натали живут по соседству в обычной типовой пятиэтажке на краю поля, где в конце тридцатых были расстреляны поляки. Среди расстрелянных, как считают, был православный священник Фома Голембовский, поляк, принявший православие, которого собираются канонизировать. Плюша, работая в городском музее репрессий, занимается его рукописями. Эти рукописи, особенно написанное отцом Фомой в начале тридцатых «Детское Евангелие» (в котором действуют только дети), составляют как бы второй «слой» романа. Чего в этом романе больше — фантазии или истории, — каждый решит сам.


Стихотворения

Поэзия Грузии и Армении также самобытна, как характер этих древних народов Кавказа.Мы представляем поэтов разных поколений: Ованеса ГРИГОРЯНА и Геворга ГИЛАНЦА из Армении и Отиа ИОСЕЛИАНИ из Грузии. Каждый из них вышел к читателю со своей темой и своим видением Мира и Человека.


Бульбуль

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Гарем

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Приют для бездомных кактусов

Остров, на котором проводились испытания бактериологического оружия, и странный детдом, в котором выращивают необычных детей… Японская Башня, где устраивают искусственные землетрясения, и ташкентский базар, от которого всю жизнь пытается убежать человек по имени Бульбуль… Пестрый мир Сухбата Афлатуни, в котором на равных присутствуют и современность, и прошлое, и Россия, и Восток. В книгу вошли как уже известные рассказы писателя, так и новые, прежде нигде не публиковавшиеся.


День сомнения

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
С высоты птичьего полета

1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.


Три персонажа в поисках любви и бессмертия

Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с  риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.


И бывшие с ним

Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.


Терпеливый Арсений

«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».


От рассвета до заката

В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.


Жук, что ел жуков

Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.