Пенитель моря - [4]
— А что вы думаете, милорд, о таком гербе: одна сторона щита совершенно чистая, в знак чистой совести, на другой же находится изображение открытой руки с надписью: «умеренность и справедливость»?
— Понимаю. Вы хотите сказать, что фамилия ван-Беврутов не нуждается в каких бы та ни было знаках отличия. Впрочем, мне кажется, я уже видел где-то ваш герб: ветряная мельница, водяной канал, зеленое поле, усеянное черными животными. Нет? Ну, тогда, значит, повлиял на мое воображение утренний воздух.
— Жаль, что подобной монетой нельзя удовлетворить ваших кредиторов, милорд! — не без язвительности заметил голландец.
— Печальная правда, почтеннейший! Плох тот суд, который заставляет дворянина проводить ночи, шатаясь по улицам, подобно тени Гамлета, а потом с первым же пением петуха бежать сломя голову в тесное и грязное помещение. Не правда ли, альдерман ван-Беврут? Не будь моя царственная кузина введена в заблуждение ложными слухами, клевреты мистера Гонтера не восторжествовали бы так скоро.
— А если бы попытаться дать средства, достаточные для вашего освобождения, тем, которые заперли вас в тюрьму?!
Этот вопрос, повидимому, задел чувствительную струнку благородного лорда. Его манеры разом изменились. Шутливое выражение его лица уступило место более серьезному.
— Ваш вопрос, достойный альдерман, делает честь вашей проницательности и подтверждает те слухи, которые ходят о вашем благородстве. Конечно, правда, что королева подписала мою отставку, и что на мое место губернатором колонии назначен Гонтер, но все это еще может быть взято обратно: только бы мне добиться личного свидания с царственной кузиной. Конечно, у меня есть недостатки; быть-может, мне не мешало бы иметь девизом умеренность, но даже мои враги не могут упрекнуть меня в том, что я покинул когда-либо друга.
— Не имел случая испытать вашу дружбу и не могу ничего возразить.
— Ваше беспристрастие давно обратилось в пословицу. Послушайте же, что я скажу. В этой колонии, скорее голландской, чем английской, все доходные места захвачены разными Марисами, Ливинстонами и т. д. Они господствуют и в думе, и в судах. Между тем исконные владельцы этой земли — почтенные ван-Бекманы, ван-Бевруты отодвинуты на задний план…
— Так ведется с давних пор. Я даже не запомню, чтобы дело когда-либо обстояло иначе.
— Это справедливо! Но нельзя было так поспешно выносить на суд честное имя человека. Если мое управление, как говорили, было запятнано несправедливостями, то это — показатель того, насколько сильны предрассудки в Англии. Зачем было торопиться: время просветило бы мой ум. А времени-то мне как-раз и не дали. Еще бы только год, и дума наполнилась бы Гансами и другими честными голландцами.
— В таком случае, милорд, следовало бы повременить ставить вашу честь в неприятное положение.
— Но разве поздно остановить зло? Разве нельзя образумить королеву Анну? Могу вас уверить, что я жду только удобного случая, чтобы действовать. Я просто изнываю при мысли, что ее неблагосклонность губит человека, близкого к ней по происхождению. Это пятно, стереть которое должны стараться все, тем более, что для этого потребуется не много усилий. Альдерман ван-Беврут!
— Милорд!
— Как я был слеп, любезный друг, что не прибегал к вашим советам! Все голландские предприятия расширяются…
— Да, мы, голландцы, умеем трудиться, а деньги тратим с осмотрительностью.
— Конечно, расточительность не раз вела к гибели весьма достойных людей. Надо вам заметить, почтеннейший, что я сторонник идеи взаимной поддержки, которую, по-моему, должны оказывать себе люди в этой юдоли печали. Альдерман ван-Беврут!
— Милорд Корнбери!
— Я хотел сказать, что поступлю решительно против своих чувств, если покину эту провинцию, не выразив моего глубочайшего сожаления в том, что не оценил заслуг исконных владельцев этой колонии.
— Значит, вы еще надеетесь ускользнуть из цепких лапок ваших кредиторов, или, быть-может, вам будут даны средства открыть ворота вашей тюрьмы?
— Фи, как вы выражаетесь, сударь! Впрочем, мне нравится ваша откровенность. Ну, да! Не подлежит ни малейшему сомнению, что ворота моей тюрьмы, как вы выражаетесь, откроются, и счастлив будет тот человек, который повернет ключ… Почтеннейший!
— Милорд!
— Как поживают ваши лошади?
— Благодарю вас, милорд! Жиреют, мошенники, со дня на день! Бедные животные имеют мало покою, когда я вне дома. Право, следовало бы издать закон, карающий смертью всех черных, которые вздумают скакать верхом ночью на хозяйских лошадях.
— Я предложил бы налагать строгое наказание за это гнусное преступление! Но едва ли Гонтер согласится на подобную меру. Да, почтеннейший, только бы мне вновь занять утерянный мною пост, тогда конец всем злоупотреблениям. Колония снова стала бы процветать. Но мы должны обдумать свой замысел со всей осторожностью. Это вполне голландская идея, а следовательно, и выгоды, денежные и политические, должны принадлежать только голландцам. Почтеннейший ван-Беврут!
— Благородный лорд!
— Не выходит ли из вашего повиновения ваша прекрасная племянница Алида? Поверьте, ничто не интересует меня более, чем этот во всех отношениях желанный брак. Женитьба патрона
