«Пена дней» и другие истории - [40]

– Естественно, – сказал антиквар. – Заходите ко мне иногда послушать стаканчик-другой.

– Непременно, – сказал Колен. – А теперь мне пора идти, а то Николя будет ругаться.

– Я провожу вас немного, – сказал антиквар. – Мне все равно нужно кое-что купить.

– Вы очень любезны, – сказал Колен.

Они вышли на улицу. Сине-голубое небо почти касалось мостовой, и там, где облака плюхались на землю, оставались большие белые пятна.

– Была гроза, – сказал антиквар.

Они прошли вместе несколько метров, потом спутник Колена остановился перед универсальным магазином.

– Подождите меня минуточку, я сейчас, – сказал он.

Антиквар вошел в магазин. Сквозь витринное стекло Колен видел, как он выбрал какую-то штуку и внимательно разглядел ее, прежде чем положить в карман.

– Вот и я, – сказал он, прикрывая за собой дверь магазина.

– Что вы купили? – спросил Колен.

– Ватерпас, – ответил антиквар. – Как только я вернусь домой, я исполню подряд весь свой репертуар, а потом мне все же придется выйти по делам…

XLVI

Николя мрачно глядел на плиту. Он сидел перед ней на табуретке с кочергой и паяльной лампой в руках и обследовал ее нутро. Конфорки постепенно становились какими-то дряблыми, а стенки из листового железа – мягкими, напоминая по плотности тоненькие ломтики швейцарского сыра. Услышав шаги Колена в коридоре, Николя выпрямился. Он чувствовал себя очень усталым. Колен толкнул дверь и вошел в кухню. Вид у него был довольный.

– Ну как, – спросил Николя, – удачно?

– Да, я его продал, – ответил Колен, – за две с половиной тысячи.

– Две с половиной тысячи инфлянков?

– Да.

– Колоссально!..

– Я тоже на это не надеялся. Что, изучаешь плиту?

– Ага. Она на глазах превращается в дровяную печь, и я, черт побери, ума не приложу, что бы это значило.

– Очень странно, – согласился Колен. – Впрочем, не более чем все остальное. Ты заметил, что происходит с коридором?

– Да, кафель там превращается в дерево.

– Повторяю еще раз, – сказал Колен, – я не хочу, чтобы ты оставался здесь.

– Пришло письмо, – сказал Николя.

– От Хлои?

– Да. Оно на столе.

Распечатывая конверт, Колен услышал нежный голос Хлои, и, чтобы прочесть письмо, ему надо было только слушать. Вот что она писала:

Колен, дорогой мой,

я чувствую себя хорошо. Погода здесь прекрасная. Единственно, что неприятно, это снежные кроты – зверьки, которые живут под снегом. У них рыжий мех, и они громко воют по вечерам. Они нагребают сугробы, о которые то и дело спотыкаешься. Солнце сияет вовсю, и я скоро вернусь.

– Это добрая весть, – сказал Колен. – Да, так вот, ты должен перебраться к Трюизмам.

– Нет, – сказал Николя.

– Не нет, а да. Им нужен повар, а я не хочу, чтобы ты тут оставался. Ты стареешь день ото дня. Повторяю, я подписал за тебя контракт.

– А как же мышка? – спросил Николя. – Кто будет ее кормить?

– Я займусь ею сам.

– Это невозможно. И я сразу стану чужим для вас.

– Да нет же! На тебя давит атмосфера нашего дома. Никто, кроме меня, не может ее вынести.

– Ты все твердишь одно и то же, а что толку?

– Не в этом дело.

Николя встал и потянулся. Вид у него был печальный.

– Ты больше не готовишь по рецептам Гуффе, – продолжал Колен. – Ты запустил кухню и на все махнул рукой.

– Ничего подобного, – запротестовал Николя.

– Дай мне договорить. Ты больше не надеваешь выходной костюм по воскресеньям и не бреешься каждое утро.

– Ну, это не преступление.

– Нет, преступление. Я не могу тебе платить столько, сколько ты стоишь. Правда, теперь ты уже и стоишь меньше, и это отчасти по моей вине.

– Чепуха, – сказал Николя. – Ты же не виноват, что у тебя начались неприятности.

– Нет, виноват, – возразил Колен. – Это случилось потому, что я женился, и потому, что…

– Глупости. А кто будет стряпать?

– Я, – сказал Колен.

– Но ты же пойдешь работать!.. У тебя не будет времени.

– Нет, я не пойду работать. Я ведь продал пианоктейль за две с половиной тысячи инфлянков.

– Крупное достижение, – усмехнулся Николя.

– Так или иначе, но ты отправишься к Трюизмам.

– До чего же ты мне надоел! – воскликнул Николя. – Ладно, я уйду, но с твоей стороны это свинство.

– К тебе вернутся хорошие манеры…

– Да ты только и делал, что ругал меня за хорошие манеры!..

– Верно, потому что в моем доме они были ни к чему!

– До чего же ты мне надоел, – сказал Николя. – До смерти надоел!

XLVII

Колен услышал стук и поспешил открыть дверь. На одном его шлепанце зияла здоровенная дыра, поэтому он спрятал ногу под коврик.

– Высоко вы живете, – сказал, входя, профессор д’Эрьмо. Он никак не мог отдышаться.

– Здравствуйте, доктор.

Колен покраснел от смущения, потому что ему пришлось вытащить ногу из-под коврика.

– Вы сменили квартиру? Прежде вы жили куда ближе.

– Нет, это та же квартира.

– Нет, не та же, – сказал профессор. – Шутить, молодой человек, надо с серьезным видом и более остроумно.

– Да? Вероятно.

– Ну, как дела? Как наша больная? – спросил профессор.

– Ей лучше, – ответил Колен. – И выглядит она лучше, и болей больше нет.

– Гм… Это весьма подозрительно.

В сопровождении Колена профессор направился в комнату Хлои. Ему пришлось наклонить голову, чтобы не стукнуться лбом о притолоку, но как раз в этот момент притолока прогнулась, и профессор громко выругался. Хлоя лежала в постели, она расхохоталась, глядя на эту сцену.