«Пена дней» и другие истории - [37]

– Как это может быть? С точки зрения здравого смысла…

Шик не ответил. Он достал записную книжку и карандаш и записал какие-то цифры.

– Ты нашел работу? – спросил он.

– Нет. Но сегодня после обеда меня ждут в одном месте, а завтра в другом.

– А какого рода работу ты, собственно говоря, ищешь?

– О, какую угодно, лишь бы платили деньги. Цветы стоят очень дорого.

– Да, – сказал Шик.

– Кстати, а как твоя работа?

– Меня заменял один тип, потому что я был занят другими делами…

– Начальство не возражало? – спросил Колен.

– Нет, все шло хорошо, он оказался весьма компетентен.

– Ну и что?

– Когда я решил вновь приступить к работе, они сказали, что мой заместитель их вполне устраивает, ну а мне, если я захочу, они могут предложить другое место. Только вот платят там куда меньше…

– Твой дядя больше не будет давать тебе денег, – сказал Колен.

Он произнес эту фразу не в виде вопроса, а утвердительно, настолько это казалось ему очевидным.

– Я уже не смогу у него ничего попросить, – сказал Шик. – Он умер…

– Ты мне этого не говорил…

– Это неинтересно, – пробормотал Шик.

Николя принес явно давно не чищенную сковородку, на которой метались три черные сосиски.

– Придется их есть в таком виде, – сказал он, – я не могу с ними справиться, у них какая-то немыслимая живучесть. Азотной кислоты плеснул, видите, как они почернели, а все равно не сдохли.

Колену удалось пронзить вилкой, как острогой, одну из сосисок, она изогнулась в агонии и замерла.

– Одна готова, – сказал он. – Теперь валяй ты, Шик.

– Попробую, но это нелегко.

Поединок затянулся, и Шик заляпал жиром весь стол.

– Черт побери!

– Не имеет значения, – сказал Николя, – дереву жир полезен.

В конце концов Шику все же удалось схватить сосиску, а третью Николя унес на кухню.

– Не пойму, в чем тут дело. Но ведь раньше у вас все было не так, как сейчас?

– Нет, – признался Колен. – Все стало другим. И я ничего не могу поделать. Как проказа! Это началось с того дня, как я разменял последний инфлянк…

– Как, у тебя больше ничего нет?

– Почти, – ответил Колен. – Я заплатил вперед за санаторий в горах и за цветы, потому что мне ничего не надо, лишь бы спасти Хлою. Но и без того все идет как-то наперекосяк.

Шик доел сосиску.

– А теперь я тебе покажу наш коридор, – сказал Колен.

По обеим сторонам коридора в окна было видно по тусклому, бледному, испещренному темными пятнами солнцу. Нескольким тощим пучкам лучей все же удавалось пробиться сквозь стекло, но, касаясь керамических плиток, прежде таких сверкающих, они разжижались и стекали на пол, оставляя за собой длинные влажные следы. От стен несло сыростью. Мышка с черными усиками сделала себе в углу гнездо на сваях. Она уже не могла, как прежде, играть на полу золотыми лучами. Зарывшись в ворох крошечных лоскутков, она вся тряслась, а ее длинные усы слиплись от сырости. Некоторое время ей, правда, удавалось понемногу отскребать керамические плитки, чтобы они сверкали по-прежнему. Но работа эта была чрезмерной для ее маленьких лапок, и она, вконец выбившись из сил и дрожа мелкой дрожью, забилась в свой уголок.

– У вас что, отопление не работает? – спросил Шик, поднимая воротник пиджака.

– Работает, – ответил Колен, – греет круглые сутки, да что толку. Вот именно тут, в этом коридоре, все и началось…

– Да-а, черт побери! – воскликнул Шик. – Надо пригласить инженера…

– Он был здесь и сразу после этого заболел.

– Ну и ну! Но это как-нибудь наладится.

– Не думаю, – сказал Колен. – Пошли, закончим обед вместе с Николя.

Они пошли на кухню. Она тоже уменьшилась. Николя, сидя за белым лакированным столом, рассеянно ел, читая книгу.

– Послушай, Николя… – начал Колен.

– Да… Я как раз собирался нести вам десерт.

– Не в том дело, – продолжал Колен, – мы его здесь съедим. Речь о другом… Скажи, Николя, ты не хотел бы, чтобы я тебя выгнал?

– Нет!

– А ведь это необходимо. Здесь ты опускаешься. За последнюю неделю ты постарел на десять лет.

– На семь, – уточнил Николя.

– Мне тяжело на тебя смотреть. Ты тут ни при чем, виновата атмосфера дома.

– А на тебя она не действует? – спросил Николя.

– Не сравнивай. Я должен вылечить Хлою, а все остальное мне совершенно безразлично. Кстати, как твой клуб?

– Я больше туда не хожу.

– Нет, так это продолжаться не может, – повторил Колен. – Трюизмы ищут повара. Я рекомендовал тебя. Скажи, ты согласен?

– Нет!

– И тем не менее ты туда поступишь.

– Это свинство с твоей стороны! – крикнул Николя. – Я не крыса, чтобы бежать с корабля.

– Так надо, Николя, – сказал Колен. – Ты же знаешь, как мне это тяжело…

– Знаю, – сказал Николя. Он захлопнул книгу и уронил голову на сложенные на столе руки.

– Ты не должен на меня сердиться, – сказал Колен.

– А я и не сержусь, – пробурчал Николя и поднял голову. Он беззвучно плакал. – Я просто болван, – сказал он.

– Ты отличный парень, Николя, – сказал Колен.

– Нет, – сказал Николя. – Знаешь, я хотел бы затеряться как иголка в стоге сена. И пахнет хорошо, и никто меня там не достанет…

XLIV

Колен поднялся по полутемной лестнице – свет едва пробивался сквозь витражи неоткрывающихся окон – и оказался на втором этаже. Прямо перед собой он увидел черную дверь, резко выделявшуюся на холодной, каменной стене. Он вошел, не позвонив, заполнил бланк и передал вахтеру, который, пробежав его трусцой, сделал из нее пыж, сунул в дуло пистолета с уже взведенным курком и тщательно прицелился в окошечко, прорезанное в соседней перегородке. Прикрыв левой рукой правое ухо, он нажал на спусковой крючок. Раздался выстрел. Затем он стал не спеша готовить пистолет для нового посетителя.