Пелевин и поколение пустоты - [22]

В «СССР Тайшоу Чжуань» (1991), где простой пьяница из китайской деревни становится правителем Советской империи, сюжетный механизм приводит читателя к тому же финалу: а может, все приснилось?

Рассказ «Спи» (1991) также о том, что жизнь есть сон.

Крупная форма тоже не обошлась без сновидений. В «Generation “П”» (1999) роль сна выполняют наркотические трипы Вавилена Татарского. В «Числах» (2003) банкиру Степе снятся вещие гомоэротичные сны. Героиня «Священной книги оборотня» (2004) пытается анализировать собственные видения. В «Шлеме ужаса» (2005) много внимания уделяется сну Ариадны, после чего мы узнаем, что «сны – это метафора».

Роман «Чапаев и Пустота» (1996) – наверное, самое популярное пелевинское произведение – целиком построен на означенном приеме. Бо́льшая часть действия снится герою Петру Пустоте под воздействием сильнейших медикаментозных препаратов. «Ничего не помню… Помню только сон, который мне снился…» – немного тавтологично объясняется Петр Пустота.

Тут интересен вот какой момент.

У Пелевина по дороге от ранних рассказов к «Чапаеву» происходит некоторый важный смысловой апгрейд. Традиционно сном в литературе пользовались как подспорьем, драматургическим механизмом, божком из машины. Ночные грезы вроде сна онегинской Татьяны помогали читателю понимать происходящее наяву, давали другой ракурс, новую перспективу. При этом сон был изначально ущербен.

«Его жизнь была своего рода сном, как и большинство жизней, из которых вытащили главную пружину»[14], – писал в «Записных книжках» Скотт Фицджеральд. «Ходить (играть, разговаривать) как во сне», говорим мы про не самые удачные действия, про заторможенность реакции.

В «Чапаеве» сон героя не бонус, не средство и уж тем более не цель. Сон, по Пелевину, теперь и есть жизнь героя. Не другая реальность, а первая. Не шифр, а сообщение.

Отсюда читательский интерес к пелевинским снам, которые в своей детализированности и реалистичности либо равняются основному повествованию, либо стремятся к экономичности притчи, доходчивости басни и иероглифичности анекдота.

Пелевин – по-настоящему народный писатель, он активно работает с корневыми мифами и проверенными схемами. И придумывает современный фольклор («Сила ночи, сила дня – одинакова хуйня»), и гоняет старый в хвост и в гриву («Миф о Тесее», анекдоты про Чапаева), эксплуатируя любую мифологему по полной.

Идея сна как альтернативной реальности, как подмены реальности и как ее разгадки – старейший прием, но теперь он – вполне заслуженно – еще и пелевинский.

Другие деньги

После выхода «Чапаева» одновременно с ростом популярности молодого писателя растет и его благосостояние. Профессионалом – то есть автором с контрактом – он стал в 1991 году, когда принес свои рукописи в издательство «Вагриус» и подписал свой первый договор.

В том же 1991 году «Вагриус» выпустил первую книгу Пелевина – сборник «Синий фонарь». Гигантским, еще советской школы тиражом в 100 тысяч экземпляров. Впрочем, особой веры в тиражи, обозначенные в выходных данных книг 1991 года издания, спустя двадцать лет ни у кого не осталось. Ясно одно: 91-й стал самым результативным для Пелевина – он издал почти два десятка повестей и рассказов.

Впрочем, даже это не могло поддерживать писателя на плаву. Имеются свидетельства, что в 1992 году он якобы жаловался Наталье Перовой, издателю журнала «Глас», представляющего русскую литературу XX века (прежде всего современную) в английском переводе, на финансовые проблемы, и она порекомендовала его своей подруге, журналисту индийской газеты Times of India Айше Кагал, в качестве помощника.

Молодой автор уже опубликованных крупных и малых форм подвизался ассистентом-консультантом, читал и переводил для нее российские газеты, договаривался об интервью. Во всяком случае, именно такая информация содержится в небольшой биографической статье о Пелевине журналиста Григория Нехорошева[15].

Подтвердить или опровергнуть это нам не удалось. Но в то время за подобные услуги обычно платили около 100 долларов в месяц – вполне себе приличные деньги, особенно если такая работа оставляла время на литературный труд. Так или иначе, в середине 1993 года Кагал вернулась на родину, и если халтура и была, то закончилась.

В 1993 году Пелевин получил Малую Букеровскую премию в 1200 долларов за сборник рассказов «Синий фонарь».

По нашим расчетам, годовой доход писателя в 1993 году мог составить чуть более 8000 долларов.

С 1994 года Пелевин обозначил приемлемый для себя гонорар в 100 долларов за машинописную страницу (объем, примерно равный половине небольшой газетной статьи или 1/150 части этой книги). Эту сумму он объявляет всем заинтересованным в его текстах редакторам изданий.

Подняв архив десятков изданий за 1994 год и найдя всего несколько публикаций, мы склоняемся к предположению, что 94-й был в материальном плане самым трудным для писателя. В 1995-м начались перемены к лучшему: Пелевин пишет для журнала «Огонек» рассказ «Папахи на башнях» за 300 долларов.

В 1995 году с произведениями Виктора Пелевина впервые познакомились французские читатели: в парижском издательстве Seuil вышли в свет «Омон Ра» и «Жизнь насекомых».