Пелевин и поколение пустоты - [19]

В период становления СССР нуждался в собственной мифологии – и она выросла из кинематографа. Новое искусство пригодилось новой культуре. Кинематограф в полуграмотной стране сцементировал разноязыкую нацию крепче железных дорог и комиссаров в пыльных шлемах. Выросло несколько поколений людей, среди которых нет ни грузина, ни молдаванина, а есть люди, смотревшие «Бриллиантовую руку» и «Штирлица».

Одним из главных героев советского пантеона был Василий Иванович Чапаев, или Чепаев, как он сам подписывался. Легендарный красный командир, георгиевский кавалер за Первую мировую, усатый киноперсонаж с мужицкой смекалкой.

Чапаев из кино вовремя умер, не дожил до репрессий, не запятнал себя ничем. Не добравшись до противоположного берега Урала, он приплыл в легенду и анекдоты, в которых стал чемпионом по индексу цитирования наравне со Штирлицем и обгоняя инфернального акселерата Вовочку. А просто так популярнейшим персонажем анекдотов не становятся.

Чапаев – наш Одиссей-Улисс, все-человек, испытавший самое яркое, что выпадает в жизни, причем далеко не в каждой: воин, учитель, муж, любовник. Образ достигает, как говорится, полноты иероглифа и выходит за пределы этических оценок.

При любых делениях на белых и красных, прогрессистов и консерваторов Чапаев долго оставался и, пожалуй, остается общим достоянием. Чапаев – он и в песне «Гулял по Уралу Чапаев-герой», исполняемой Краснознаменным ансамблем песни и пляски Советской Армии, он и в компьютерной игре «Петька и Василий Иванович спасают галактику». Ведущий кинокритик позднесоветского и раннепостсоветского времени Сергей Добротворский в 1986-м создал группу параллельного кино «Че-паев». Не «Фас-биндер», не «Кура-сава», а именно «Че-паев».

К концу советской власти было ясно, что открываются возможности для работы с отжившими кодами, которые при этом какое-то время еще будут в ходу. В начале – середине 1990-х старый миф о Чапаеве взывал к перекодировке. И попал в руки к молодому Пелевину.

Из жизни российских мистиков

В начале девяностых Пелевин редактировал пятитомник Кастанеды в переводе Василия Максимова (см. «Что может лампочка» и «Деньги»). Книга готовилась к публикации в издательстве «Миф». По результатам работы над комментариями возникла идея составить антологию русской и советской андеграундной эзотерической литературы. Как вспоминает Сергей Москалев, для этого Пелевин решил объехать всех людей, которые что-то значили в этом движении.

Он поехал в Киев к Владимиру Данченко, автору «№ 20. Блеск и нищета магов, или Инструкция по технике безопасности при работе с Витей А.». В Петербург, где познакомился с Сергеем Рокамболем – автором концептуальной акции «Ситуация с флейтами». И под Выборг – к самому автору перевода Василию Максимову, трудившемуся там лесником (см. «Уринотерапия»).

Вернувшись, Пелевин, однако, так и не написал антологию эзотерической литературы. Набранный материал стал романом «Чапаев и Пустота».

«Чапаев – это Василий Павлович Максимов, Котовский – Сергей Рокамболь, Анка – жена Рокамболя Аня Николаева, Володин – интеллигент с лицом басмача – это я, – считает Москалев. – А Петр Пустота – это он сам, Витя, который с этими людьми общается… Разговоры там как в бане. Всякие объяснения мироздания при помощи луковицы… А так ведь все и было, дядя Вася так и объяснял, как Василий Иваныч Петьке на картошке. Для нас была важна идея, что всю эзотерику можно “показать на картошке”».

Сопоставим эти слова со «Словарем эзотерического сленга» Москалева:

«Часто Писателя заносило, и ему говорили: “Не можешь показать на картошке – вопрос снимается”. Он даже написал роман на эту тему, чтобы разобраться с путаницей в голове. Роман получился местами гениальный и смешной, но в книге он очень многое напутал еще сильнее, чем было запутано до него»[11].

Излишне говорить, что Писатель для эзотерического круга – это, конечно, Пелевин, как Командором для Катаева был Маяковский. В интервью Москалев формулирует картофельную аналогию еще проще: «Как только он начинал гнать “Мы есть, нас нету, нам кажется…”, ему говорили “Витя, кончай нести пургу, объясни на картошке”».

Впрочем, образы, вероятнее всего, собирательные и прямые аналогии не совсем точны. Тем более что на право называться прототипами героев пелевинского «Чапаева» претендовали и другие люди, свидетельство о чем содержится, например, в «Хрониках российской Саньясы» удивительного человека Владислава Лебедько, академика странных академий, психолога, мага, эзотерика.

Эта книга была издана в 1999 году издательством «Тема», имела подзаголовок «Из жизни российских мистиков 1960-х – 1990-х» и описывала людей, «прошедших по лезвию бритвы между КГБ и психбольницами, между фанатизмом и отчаянным разгильдяйством», как сообщала аннотация. В ней утверждается, что Котовский был списан с мистика Григория Попандопуло. Там же на роль «настоящего» Володина претендует активный член эзотерического сообщества Владимир Третьяков. Вот что написано у Лебедько:

«В: – Вот эта ситуация, когда Володин с бандитами едят у костра грибочки, – из “Чапаева…”, – это из реальных событий? Володин с вас написан?