Пеленг 307 - [43]

Если Павлик опоздает на пять минут, я проеду мост. Дальше идет спуск, и я не смогу увидеть его, когда он прибежит. А моего возвращения он может и не дождаться.

Я прикинул, что если проскочу спуск на скорости шестьдесят, то пять минут могу подождать. Выйду из кабины и открою капот. Но потом надо проскочить этот проклятый спуск на шестидесяти. Иначе долго придется пилить на второй. Там рытвина и поворот. Я припоминал этот кусок дороги метр за метром. Рытвина как раз у подножья. Могут полететь рессоры. «Попробую пройти по обочине, — подумал я. — Выжму сцепление и проскочу. Иначе МАЗы придут раньше и я потеряю целый час».

Есть не хотелось. Кусок пирога, который мать утром сунула мне в карман пиджака, не лез в обожженную горячей пылью глотку. Я завернул его в газету, снова сунул обратно, а пиджак повесил в кабине. Без десяти час я сел за руль.

Машину пришлось остановить метрах в тридцати от моста. Здесь полотно шоссе чуть-чуть приподнималось над степью. Хорошо видны окраинные домики поселка. Я не глушил мотор, но ясно слышал, как тикают у меня на руке часы. Было без трех минут час. Сначала я сидел, не выпуская баранки, и глядел в окно. Потом вылез из кабины, перешел дорогу и поднялся на отвал кювета. Солнце уже миновало середину неба и висело у меня за спиной. Оно не мешало мне смотреть. Я стоял на отвале, опустив руки, с непокрытой головой. До поселка около полукилометра. Степь окружала домики с темными застывшими тополями над выгоревшими крышами и уходила к горизонту, грузная и неподвижная. Горячий воздух дрожал над ней. Прямая, как луч, тропинка, ведущая от поселка к шоссе, уходила под мост. Там шелестел и лениво перемывал желтые камешки степной безымянный ручей. За мостом он скатывался в балку. Возле моих ног трещал одинокий кузнечик.

Я смотрел на тропинку. Она была пустынна.

Из поселка вышел первый ЗИЛ. И тотчас загудел гудок, словно автомобиль вытягивал его за собой на буксире. Потом появился второй, третий. И уже все пять машин, поднимая пыль, неслись по шоссе. Я вернулся к самосвалу и поднял капот. Пусть ребята подумают, что у меня неладно с карбюратором. Останавливаться не будут — одна машина не две.

Головной ЗИЛ, а за ним остальные только чуть притормозили. Я махнул рукой. Легко дыша моторами, они обошли меня и канули за мостом на спуске. Оттуда густо задымила пыль, пять раз — я считал — громыхнули кузова. И все затихло.

Я захлопнул капот и еще раз посмотрел на тропинку. «Не придет, — горько усмехнулся я. — Там Ризнич, а здесь тетя Лида оказалась сильнее».

Больше в сторону поселка я не смотрел. Я полез в кабину. Вторая передача включилась не сразу — подносилось сцепление. Пришлось газануть на холостом ходу и подождать, пока мотор успокоится. И все-таки я медлил. И в то самое мгновение, когда машина тронулась, что-то словно дернуло меня, и я глянул на тропинку.

Даже отсюда было видно, что это ребенок, что он бежит из последних сил. Поле оказалось не таким уж ровным. Тропинка ныряла. А вместе с ней исчезала фигурка бегущего, и временами над метляком мелькала одна светлая макушка. Мальчик бежал. Поджимая локотки, он перепрыгивал через канавы, падал, поднимался и бежал снова. Он бежал к мосту на шоссе...

Я с треском затянул ручной тормоз и ринулся навстречу Павлику. Я подхватил его недалеко от шоссе и, прижимая к себе, понес в машину. Павлик нервно плакал и вздрагивал. Он прятал от меня прозрачное с грязными разводами лицо. И я не заглядывал — что ж, ведь и мужчина имеет право поплакать, и не надо ему мешать. А впрочем, я тоже чуть-чуть отворачивался в сторону и немного побаивался, что он посмотрит на меня...

Я водрузил его на сиденье, плотно прихлопнул дверцу и сел за руль.

— Мы поедем быстро, — глухо сказал я, глядя прямо перед собой на дорогу. — Держись за дверцу и за щиток. — Я тронул машину. Павлик еще всхлипывал и дрожал.

— Сейчас будет спуск и рытвина, — сказал я.

— Мы же ездили здесь, — тихо отозвался Павлик.

— Да, малыш. Но наши ушли далеко, и нам надо их догнать.

Стрелка спидометра, подрагивая, подбиралась к пятидесяти. Перевалила за пятьдесят... Мотор ревел, и навстречу глазам росла рытвина. Потихоньку я отжимал машину к самому краю дороги. Правые колеса уже шли по обочине. Я выжал сцепление. Какую-то долю секунды мы висели над кюветом. Машину жестко тряхнуло. А когда руль перестал рваться из рук, поворот уже кончился и начинался подъем. Я пошевелил вспотевшими пальцами на баранке и посмотрел на Павлика. У этого маленького побледневшего мужчины были плотно сжаты губы, а глаза светились ожесточенным презрением к опасности.

Можно было обогнать МАЗы. Но я не решился. Потому что они развели такую пыль, что в трех шагах ни черта не было видно. Если бы Павлик не сидел рядом, я пошел бы на обгон...

В кабине пахло бензином, пылью и клеенкой от сиденья. Но мы нигде не выходили. Только один раз я вылез, чтобы проверить уровень масла и осмотреть баллоны — на правом переднем была клееная камера. От жары заплатка могла отойти. Перед тем как вернуться на свое место, я открыл Павликову дверцу.

— Так будет прохладнее, — сказал я. — Можешь побегать здесь, пока я возьму бетон.