Пека о себе, или Футбол начинается в детстве - [5]
Прямо напротив двора находилась проходная фабрики, и наша игра как-то привлекла внимание вышедших оттуда английских специалистов. В те годы их приглашали на фабрику для обмена профессиональным опытом. Большие знатоки футбола, англичане, увидев, что вытворяет с высокорослыми соперниками белоголовый мальчишка, шумно выражали свое восхищение. Стали наблюдать за мной и наконец обратились к моему отцу, с которым непосредственно контактировали на работе, дескать, не знает ли он, чей это мальчик:
— Ну, молодец! Ну, талант! Мы хотим взять его с собой в Англию!
Отец очень обрадовал их, сообщив, что всего у него четыре сына, двое старших уже играют в фабричных командах, а этот «беленький» — его третий сын. Англичане бросились целовать отца со словами:
— Ну, с вами-то, Тимофей Дементьевич, мы договоримся!
Однако тот возразил, что решать будет не он, а мать. Они направились к нам домой, но получили категорический отказ. Мать рассуждала очень просто: «У меня четыре сына, две дочери, и всех я люблю и никого не отдам!» Англичане не сдались, стали ее уговаривать не торопиться с ответом. Но все было напрасно. Тем не менее их внимание к моей игре не ослабло.
С детства футбол стал для меня самым главным занятием в жизни. В отличие от сверстников, я еще подростком стал самостоятельно работать над техникой, придумывая разные упражнения для отработки технических приемов. К примеру, ставил на футбольном поле несколько скамеек в ряд на расстоянии полутора метров друг от друга. Мягким ударом пропускал мяч под первой скамейкой, чтобы успеть к нему после прыжка через нее, проходил с мячом до второй скамейки и повторял свой маневр, и так до конца, после чего расслабленно бежал на исходную позицию. Упражнение повторял до 50 раз, отрабатывая тем самым расчетливый пас и одновременно развивая прыгучесть.
Вообще индивидуальную работу с мячом любил с детства, но только в движении. Так, жонглирование на месте считал занятием пустым и никчемным. Предпочитал ведение на скорости, с резкими остановками и завершающим ударом в цель, даже по пустым воротам. Работая с мячом, старался достигнуть его полного «послушания», недаром впоследствии болельщики назвали меня «человеком с дрессированным мячом». Долгое время тренировался босиком, что тоже в немалой степени способствовало чувству мяча. Ведя мяч, старался не смотреть под ноги — понимал, что это обеспечит мне возможность наблюдать за партнерами, соперниками и действовать в соответствии с игровой ситуацией.
К тринадцати годам я овладел основами мастерства игры в футбол, что было результатом ежедневных многочасовых тренировок и постоянного совершенствования, и вскоре получил первое боевое крещение.
По соседству с нами жил Петр Григорьев, друг отца, игравший за сборную города и страны. В шутку все его называли «Капуль» за то, что он носил модную в то время прическу «А ля Капуль». В лице Петра Григорьева я застал типичного представителя петербургского футбола, который культивировался у нас в начале века англичанами: гладко зачесанные волосы, носовой платок у пояса, чистая аккуратная спортивная форма. Таких футболистов отличало корректное поведение на поле и высокая внутренняя культура. Тот же Петр Григорьев, высококвалифицированный питерский рабочий, был заядлым театралом.
Когда я повзрослел, Петр стал брать на спектакли и меня. Работал он на Выборгской стороне, куда добирался с Охты всегда пешком. Опытный футболист, Григорьев сразу оценил мои способности и долго уговаривал отца позволить мне выступать за его команду «Меркур» на первенство города. Отец не соглашался, говорил, что надо подождать годика два, дать мне окрепнуть физически, боялся, что меня сломают. Но однажды во время посещения парной бани, куда мы ходили частенько втроем, отец поддался уговорам «Капуля».
В Таврический сад на игру «Меркура» с «Коломягами» я прибыл в сопровождении целой ватаги своих болельщиков — ребят с Малой Болотной улицы. Кладовщица выдала мне бутсы — удивительно, как она нашла подходящий размер, ведь даже у меня взрослого он был небольшим, всего-то тридцать седьмой. Меня экипировали в форму меркуровцев — футболку с продольными черно-красными полосами, немного великоватую мне по росту, и длинные черные трусы.
Поначалу появление на поле светловолосого мальчишки среди высокорослых мощных игроков все приняли за шутку «Капуля». Но как только началась игра, удивлению всех не было границ. Я обведу какого-нибудь верзилу, он плюется с досады, а мои болельщики с Малой Болотной хохочут от восторга. В довершение всего я забил четыре гола в ворота коломяжцев, среди которых были такие прославленные футболисты, как Павел Батырев, Георгий Гостев, Владимир Кусков. После окончания матча ошеломленные моей совершенно новой для того времени манерой игры — высокотехничной, с быстрыми проходами к воротам соперника, точным ударом по воротам, мягким пасом, обводкой, дриблингом — футболисты стали спрашивать Григорьева, откуда он взял «этого чертенка». Тот спокойно объяснил, что «чертенок» — сын хорошо им известного Тимофея Дементьева. За «Меркур» я сыграл еще несколько раз, пока отец не сказал Петру:
Тему автобиографических записок Михаила Черейского можно было бы определить так: советское детство 50-60-х годов прошлого века. Действие рассказанных в этой книге историй происходит в Ленинграде, Москве и маленьком гарнизонном городке на Дальнем Востоке, где в авиационной части служил отец автора. Ярко и остроумно написанная книга Черейского будет интересна многим. Те, кто родился позднее, узнают подробности быта, каким он был более полувека назад, — подробности смешные и забавные, грустные и порой драматические, а иногда и неправдоподобные, на наш сегодняшний взгляд.
Советские люди с признательностью и благоговением вспоминают первых созидателей Коммунистической партии, среди которых наша благодарная память выдвигает любимого ученика В. И. Ленина, одного из первых рабочих — профессиональных революционеров, народного героя Ивана Васильевича Бабушкина, истории жизни которого посвящена настоящая книга.
Селеста АльбареГосподин ПрустВоспоминания, записанные Жоржем БельмономЛишь в конце XX века Селеста Альбаре нарушила обет молчания, данный ею самой себе у постели умирающего Марселя Пруста.На ее глазах протекала жизнь "великого затворника". Она готовила ему кофе, выполняла прихоти и приносила листы рукописей. Она разделила его ночное существование, принеся себя в жертву его великому письму. С нею он был откровенен. Никто глубже нее не знал его подлинной биографии. Если у Селесты Альбаре и были мотивы для полувекового молчания, то это только беззаветная любовь, которой согрета каждая страница этой книги.
Книга французского ученого Ж.-П. Неродо посвящена наследнику и преемнику Гая Юлия Цезаря, известнейшему правителю, создателю Римской империи — принцепсу Августу (63 г. до н. э. — 14 г. н. э.). Особенностью ее является то, что автор стремится раскрыть не образ политика, а тайну личности этого загадочного человека. Он срывает маску, которую всю жизнь носил первый император, и делает это с чисто французской легкостью, увлекательно и свободно. Неродо досконально изучил все источники, относящиеся к жизни Гая Октавия — Цезаря Октавиана — Августа, и заглянул во внутренний мир этого человека, имевшего последовательно три имени.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.