Пехота вермахта на Восточном фронте - [3]

Б

Надо сказать, что Наполеон был неплохо и основательно осведомлен о требованиях, предъявляемых армии войной в Восточной Европе. Помимо того, что французский император внимательно читал о походах короля Карла XII и изучал историю и географию России, командование французской армии, на основании собственного опыта, могло по достоинству оценить будущего противника. Кампании 1805 и 1806–1807 годов против Австрии, Пруссии и их русского союзника имели место совсем недавно. В памяти офицеров и старых солдат Великой армии были еще живы представления о тактике, стратегии и боеспособности русской армии, в особенности о ее стойкости в обороне и о мастерском умении отступать. Военные действия осенью и зимой 1806/07 года в разрушенных и разграбленных областях Польши и Пруссии к востоку от Вислы уже тогда поставили французскую армию на грань истощения в результате чрезвычайного напряжения сил, потерь и лишений. Именно воспоминания о тех кампаниях побудили честных людей в окружении императора попытаться отговорить его от рискованного похода на Москву. «Никогда еще придворные не нашептывали столько правды в уши государя – но, увы, безуспешно»[12]. Наполеон слепо верил в свою удачу и отмахивался от всех советов и предостережений.

Сегодня мы не можем с полной уверенностью сказать, сколько советников Гитлера предостерегали его от вторжения в Россию и были ли они вообще. Мы не знаем также, насколько стратегическое нападение Гитлера на Советский Союз могло быть объяснено и оправдано отношением и поведением этой страны. Не изменились ли к 1941 году политические интересы заключенного в 1939 году немецко-русского пакта настолько, что можно было в любой момент ожидать выступления Москвы на стороне западных союзников? Насколько достоверными были суждения о военных приготовлениях России, суждения, на основании которых посчитали допустимым риск начала превентивной войны, увеличив тем самым число театров военных действий? Не было ли недооценкой ситуации непринятие в расчет того, что вовлечение России в борьбу будет означать для Германии лишь увеличение числа фронтов? Это положение уже существовало в результате вторжений в Польшу и Скандинавию, в результате победоносных военных действий на западе и юго-востоке Европы, пусть даже на этих фронтах и наступила оперативная пауза. Завоеванные и покоренные страны остались фронтами в том смысле, что продолжали связывать немецкие вооруженные силы, необходимые для поддержания порядка и безопасности, а также для подготовки к отражению возможных наступательных действий противника. Кроме того, за счет ослабления фронтов в Европе проводилась кампания в Северной Африке. Гудериан[13] считает, что число немецких дивизий[14], которые было невозможно перебросить на восток, достигало шестидесяти, в то время как на Восточном фронте немцы могли сосредоточить не более 145 дивизий. Этим силам – согласно письменному докладу Кейтеля правительству от 11 июня 1941 года[15] – Россия могла противопоставить 170 стрелковых дивизий, 33,5 кавалерийской дивизии, а также 46 моторизованных и танковых бригад. Согласно оценкам Йодля, мы никогда не сможем довести численность наших войск до уровня необходимой обороны на Восточном фронте[16].

Но если сил, направленных на Восток в 1940–1941 годах, было недостаточно даже для обороны, то каким же образом они оказались способными к решительному наступлению против превосходящих русских сил? Это стало возможным только в результате достижения равновесия за счет того, что недостаточная численность немецких войск компенсировалась их физическим, моральным и материальным превосходством, а также превосходством командования. Но для такой компенсации было недостаточно добродетелей, присущих немецким войскам; были здравые суждения о русских вооруженных силах, неоднократно высказанные высшим командованием германской армии. Оно отлично знало, что основные принципы управления войсками в русской армии, ее стратегическая и тактическая доктрина во многих положениях были такими же, как у нас, так же как и то, что русские вооруженные силы были хорошо обучены и подготовлены. Немецкое командование отлично сознавало, что абсолютное несоответствие между численностью германских соединений и необъятностью русских просторов будет лишь усугубляться по мере развития наступления, так как великое пространство, протянувшееся с востока на запад и с севера на юг, будет лишь все больше и больше пожирать и перемалывать армию. Интересные отчеты личного представителя президента Рузвельта Гопкинса о его беседах со Сталиным в конце июля 1941 года[17] указывают, что русский диктатор с самого начала учитывал огромное значение, которое имели обширные русские пространства для отражения немецкого вторжения. Кроме того, в этих отчетах содержатся указания и на то, что Сталин отчетливо представлял себе организационные слабости немецкой стратегии. Расчленение сухопутных войск на танковые и пехотные армии, на вырывающийся вперед моторизованный авангард и отстающую пехоту он рассматривал как возможность нанесения отдельных контрударов, призванных усилить влияние географических факторов и воспрепятствовать успешному завершению немецкого наступления до начала зимы.