Педро Жестокий - [55]

Решающее значение, которое писатель с известностью Вольтера оказал для реабилитации Педро Жестокого, и роль, которую сыграет его версия в некоторых критических работах XIX века, как французских, так и испанских, говорят о необходимости более пристального анализа его труда. Мы сосредоточимся на двух основных моментах: на исторической ценности работы Вольтера и на ее последствиях.

Ошибки, неточности, анахронизмы, которыми изобилует «Дон Педро», тем более вызывают удивление, так как Вольтер — историк, а его трагедии, как правило, отнюдь не грешат этими недостатками. На это, конечно, можно возразить тем, что хроника Айялы будет опубликована только в 1780 году, то есть два года спустя после смерти великого просветителя. И Вольтер, вероятно, довольствовался сомнительным исследованием кандидата наук Дель Посо, объемная диссертация которого, опубликованная незадолго до этого, претендовала на то, что она основывалась на рукописи Айялы и по-своему ее истолковывала. А как же Марианна, Сурита, Фруассар? Возможно ли, что историк Вольтер не знал их трудов?..

Как бы то ни было, но нельзя так грубо извращать простые общеизвестные истины, как это было сделано в «Доне Педро». Мы приведем всего несколько примеров. Граф Трастамарский — гость своего брата, сцена происходит во дворце Толедо, в тот же самый день, что и битва при Монтьеле, а развязка сюжета происходит перед городскими воротами. Однако король и граф не встречались уже шесть лет; Монтьель находится в ста двадцати километрах от Толедо; Педро за несколько недель до своей смерти находится в Кармона, рядом с Севильей, а не в Толедо.

Что касается драмы при Монтьеле, ее описание, данное выдуманным персонажем Мендосом, — это самая удивительная фантазия, которую только можно придумать, естественно прославляющая короля Педро:

Обманутый величием его, Дон Педро гибнет,

С измученного скакуна поверженный герой…

Скользит и падает…

Благородный Гесклен его в свои объятья принимает.

Он утирает кровь его, оплакивает, утешает,

Ему с почтеньем служит и клянется честью…

Потом он графу Трастамарскому героя вверил.

О, Бог карающий, кто в это бы поверил?

О, низкий, варвар! От счастья пьян и местью ослеплен,

Он поразил супруга вашего кинжалом

И тело, на песке простертое, попрал…

Чтобы окончательно обвинить убийцу и прославить благородную жертву, Вольтер показывает нам, как дю Геклен проклинает графа Трастамарского:

Я тот, кто не умел ни лгать, не пресмыкаться.

Скажу: вовек вам больше рыцарем не зваться.

Вы недостойны этого, и гнусный ваш удар,

Тиран, предо мной и честью вас позорит.

Простил вас некогда убитый вами брат.

Невозможно собрать столько неточностей в таком малом количестве слов, и никто из испанских защитников Педро Жестокого не додумался так смело развить легенду.

Естественно, в финальной сцене король Педро предстанет у Вольтера невинной жертвой клеветы одних и хитрости других. Если он иногда и поддавался вспыльчивости, то не по своей вине, а по вине врагов, любовниц, даже родного отца.

Д о н П е д р о (Акт I):

Увы! Вы молоды еще, и знать вам не дано, Что государь, творящий благо, плодит всегда одно:

Неблагодарность…

Альфонс, плохой монарх, как и плохой отец,

(я говорю от всей души и без притворства)

Альфонс, бастарду дав права, какие только можно,

Его и сына превратил навек в врагов неосторожно…

Э л е о н о р а (тот же акт), графу Трастамарскому, который боится, что его убьют:

На это Педро неспособен;

Не надо усердствовать вам так, чтоб оскорблять его…

Я трепещу, но знаю: душа его добра и справедлива.

Эльвира же чувствительна, как и властолюбива.

Любовницы, быть может, погубили это сердце,

Чья глубина была чиста…

Э л е о н о р а (Акт II) графу Трастамарскому, который намекает на убийство королевы Бланки:

Как! Бесконечно вы стремитесь оклеветать его!…

Э л е о н о р а (Акт III):

Вас ненавидят все, а должно чтить отца…

…Но если вы восстановите удел высокий милосердья

И в справедливой каре проявите такое же усердье,

Сенат узнает вас, и будет чтить, да и любить в вас

господина.

М е н д о с (тот же акт):

Свирепы вы, но искренни и нежны…

…Врагов же ваших роковые козни

прельстительною ложью по стране родили розни…

Д о н П е д р о (Акт III), только что простил графа Трастамарского:

…Нет, тем жестоким Педро я не буду

Чья слава, кажется, навек омрачена…

Д о н П е д р о (Акт IV):

Мой друг, я вовсе не хочу подобной мести…

Французом побежден, могу остаться я как рыцарь

не задетым,

Ведь я король, но честь я свято берегу при этом.

Политику от всей души я презираю как искусство,

Но справедливо оценить во мне и искренность,

и чувство…

Для того, кто читал биографию короля Педро, пусть даже написанную расположенным к нему человеком, подобная ложь просто смешна.

Но почему Вольтер до такой степени искажает и приукрашивает портрет своего героя? Что это — непонятная неинформированность? Или он сознательно искажал историю ради заранее продуманного плана? В пьесе есть любопытная деталь, которая поможет нам отвергнуть первое предположение, а дальнейшие цитаты подтвердят второе. Единственный вымышленный персонаж трагедии доказывает, на наш взгляд, что Вольтер, верный своей привычке, очень хорошо изучил предмет и восхвалял короля Педро, лишь преследуя определенные цели.