Педант - [2]

Тут мое внимание наконец привлек странный повторяющийся звук, вот уже пару минут доносящийся сзади. Я оглянулся и увидел, что Тимошка и его мама придумали себе новое развлечение. Тимка расстегивал молнию на сумочке, мама клала в нее конверт с билетами, Тимка закрывал сумку, мама, косясь мне в затылок, говорила «Ой, где билетики?», Тимка снова открывал, мама доставала конверт, и все повторялось сначала без надежды на счастливый конец.

– Все, хватит! – сказал я, пронаблюдав эту сцену трижды, и решительно положил руку на молнию.

Тимка настороженно посмотрел на меня. В блестящих кукольных глазах я прочел осуждение. Почему незнакомый дядя прервал такую увлекательную игру?

Подумалось вдруг: какого черта я сержусь на них? Пусть костюм немного пострадал, а голова до сих пор слегка кружится – то ли от катания на слоненке, то ли от обильных напитков, вспоминать о которых в такую жару было сущим мучением. Зато эти двое, как и прочие соотечественники, еще три года смогут путешествовать в страну слонов и водопадов по упрощенной визовой системе.

– Ладно… – Я усмехнулся и убрал руку.

Малыш немедленно расстегнул молнию, мама достала конверт, и цикл повторился еще раз, с той разницей, что теперь, застегнув молнию, Тимоша опять посмотрел на меня. Очень серьезно и, как мне показалось, требовательно.

– Чего он хочет? – спросил я, еще не понимая, на что себя обрек.

– Ему нужна ваша рука, – девушка со вздохом закатила глаза. Довольно красивые, между прочим.

– Только рука? И все?

– Нет. Еще вы должны сказать «Все, хватит». Иначе он не успокоится, – улыбнулась она.

Я накрыл молнию рукой и сказал:

– Ну все, хватит! Так?

Мама и сын кивнули одновременно.

Пока подошла наша очередь на регистрацию, мне пришлось повторить эту фразу восемнадцать раз.

Заняв свое место в салоне, я сразу же установил спинку кресла вертикально, пристегнулся ремнем и поднял до упора козырек пластиковой шторы, хотя хотелось как раз обратного: откинуться, расслабиться и спрятаться от льющего в иллюминатор солнечного света. Зато теперь даже самая придирчивая стюардесса не смогла бы меня ни в чем упрекнуть, так что я имел полное право подремать, не дожидаясь взлета, и намеревался этим правом воспользоваться. Господи, какое счастье! – подумал я, закрывая глаза. Тихое шипение прокачиваемого перед взлетом кондиционера убаюкивало.

Однако наслаждаться комфортом, пусть минимальным, мне пришлось недолго.

– Видишь, какие окошки? Круглые окошки! – услышал я за спиной знакомый голос и внутренне подобрался. – Сейчас Тимоша сядет к окошку и полетит домой. Да? Как самолет гудит?

Тимоша с удовольствием замычал, и я узнал, что самолет гудит примерно так же, как шумит водопад. А еще – понял, что выспаться этим утром мне, похоже, не суждено. Некоторое время в душе еще теплилась надежда, что знакомая пара пройдет мимо, но вскоре истаяла и она.

– Извините, вы не могли бы… – раздалось над ухом. – Ой, это вы?

– Да, это я. – Я открыл глаза и поморщился – надеюсь, со стороны казалось, что от солнца. – Вам, наверное, нужно место у окна?

– Если вы не против. Правда же, странно, что мы с вами…

– Ничего странного. Мы же регистрировались вместе. Теперь вместе летим, – сказал я, пряча в голосе тоску о шести часах полета, на которые возлагал большие надежды. Место у иллюминатора я уступил с легким сердцем, все равно вид из него открывался не лучший. Можно сказать, никакой.

Дождавшись, пока новые соседи усядутся, я занял кресло у прохода и закрыл глаза в надежде урвать хотя бы пару минут блаженного беспамятства.

– Тише, Тимоша, видишь, дядя спит. – Девушка перешла на шепот, который был лишь самую малость тише обычной речи, но раздражал почему-то даже больше. – А мы сейчас тихонечко посидим, посмотрим в окошечко… Что там? У-у!.. – Спустя секунду разочарование сменилось деланным восторгом. – О-о! Смотри, Тимоша, крыло! Как самолет крылышками машет?

– У-у-у-у! – сказал Тимоша, а одно из «крыльев» задело кончик моего носа.

– Ой, извините! Мы больше не будем. Тише, тише, Тимка, все! Давай лучше книжечку почитаем. Какую ты хочешь?

Ребенок что-то мяукнул, и, уж не знаю по каким признакам, но мама распознала в мяуканье «Колобка».

Кстати, конец у сказки оказался совсем не таким, какой мне запомнился с детства. В новом варианте Колобку удавалось скрыться от лисы, оставив в ее пасти бог весть откуда взявшуюся палку. «А жаль, – подумал я, когда неугомонный кусок теста проделал эту операцию в четвертый или пятый раз. – Сожрала бы его, и дело с концом. А я бы немного поспал».

Наконец мама перестала читать и спросила:

– Хочешь сок? На. Вот трубочка.

Через две минуты, заполненные шелестом целлофана, я все-таки открыл глаза. Ребенок увлеченно возился с пакетиком, внутрь которого была запаяна пластиковая трубочка.

– Давай помогу, – вызвался я, отбирая у малыша пакетик. – Смотри, раз – и все. Держи свою трубочку.

Ребенок посмотрел на меня, как на убийцу Колобка, и, задрожав подбородком, отвернулся.

– Что же вы наделали! – вздохнула мама. – Он всегда достает трубочку сам. Надо было только надорвать пакетик.

– Извините, – пробормотал я. – Не знал.

– Ладно, ничего. – Она достала из сумки новый пакет яблочного сока с еще нетронутой трубочкой, которая была извлечена из целлофана по всем правилам.