Печать смерти - [18]

– Мм, а чернильница?.. – Взгляд напрасно искал письменный прибор среди громоздящихся на столе пустых кувшинов и кружек.

– Ну что ты, милый, кровью, только кровью!

Тонкая девичья ладонь скользнула в мою, и я чуть не вскрикнул. Поднес к лицу руку – у основания большого пальца наливался кровью длинный порез.

– Подписывай! – Элиса успела обмакнуть перо в выступившую кровь и вновь протягивала его мне. Продолжая тупо пялиться на поцарапанное запястье, я, почти не глядя, вывел свое имя на пергаменте. – Чудесно! – Арчейка тряхнула рыжей гривой, подхватила со стола свою кружку, подняла повыше. – За наше соглашение!

Я выпил оказавшуюся полной чашу и откинулся головой на стену. Шершавые доски приятно холодили затылок, только вот держать спину прямо не было никаких сил. Медленно сполз по стене на пол, повернулся на бок, устраивая голову поудобнее, и провалился в вязкий сон. Даже судороги, пришедшие в обычный час, не смогли пробудить меня окончательно.

Когда очухался, звероухой плутовки не было и в помине. Я с трудом оторвал висок от пола – возможно, арчейка с ее россказнями была не более чем пьяным бредом. Кабацкий гомон молотом бил по ушам, стучал в голове, отравленной здешним пойлом. Заполз кое-как на лавку, надеясь забыться еще часа на два – хмель не успел выветриться, и плечо вроде бы к утру отпустило. Как раз когда устраивался на узкой жесткой поверхности, дверь трактира распахнулась. Пьяный смех и гомон, так раздражавшие меня с похмелья, внезапно стихли. С моего места под столом хорошо видны были только ноги вошедших, точнее, подол платья. В нынешнем состоянии меня мало что могло заинтересовать, но все-таки такое увидишь не каждый день: грязный, заплеванный, с остатками гнилой соломы пол подметал шлейф из натуральнейшей арангемской парчи. Как ювелир, пусть и несостоявшийся, я в таких вещах толк знаю. С минуту я пучил глаза на это чудо, мелькнула даже мыслишка подняться и посмотреть на владелицу королевского наряда. Но какое дело приговоренному к смерти до чудаковатых мадонн, разгуливающих по вшивым забегаловкам в тысячелорровом платье? Я закрыл набрякшие веки.

– Которые из них мои? – Резкий голос отдался болью в мозгу. Ответа я не расслышал.

– Встань и иди к двери. – Негромкий окрик стегнул, как хлыст. Кто-то заворочался в дальнем от меня углу, противно проскребла по полу сдвинутая лавка, потом мимо моего стола прогрохотали неверные шаги, замерли в стороне входа.

– Кто это к тебе пожаловал, Суслик? – раздалось из угла. – Клянусь… – говорящий похабно прошелся по поводу прелестей Прародительницы Неба, – в нашу дыру таких еще не заносило. Эй, дамочка, не желаете выпить? Мы тут не прочь… – Парень не успел договорить, что именно он «не прочь», его голос внезапно сорвался в вопль, одновременно что-то шмякнулось об пол – очень может быть, тот самый хулитель богини. Он еще некоторое время продолжал пронзительно орать – боль толчками, с каждым криком, вспыхивала в моем черепе. А потом резко наступила благословенная тишина. К несчастью, совсем ненадолго.

– Кто еще?

На этот раз ответ был слышен:

– Там, под лавкой. Но этот – совсем никакой.

– Посмотрим.

Чужая рука беспардонно тряхнула за больное плечо, печать на удивление почти не откликнулась, зато только-только начавшая успокаиваться в черепушке муть всколыхнулась с новой силой. Зашипев, я вынужденно приоткрыл глаза.

Надо мной склонился низенький толстячок трактирщик, пот с лысого лба капал прямо мне на рубаху. Рядом возвышалась затянутая по подбородок в серебряный арангем дама. Светло-пепельные волосы были стянуты назад и вверх, открывая высокие острые скулы и идеально очерченный лоб, посреди которого красовался вправленный в серебро сапфир. «Не наша работа», – успел подумать я. Холодные серые глаза несколько секунд глядели изучающе, потом уже слышанный мною голос произнес:

– Встань и иди к двери. – Голос подходил ей. Она и сама была тонкая и гибкая, как хлыст. Только вся какая-то бесцветная. Матушка Сиза, наша кухарка, называла таких «бледная немочь». – Ты понимаешь меня? – Серый взгляд добрался до моего лица, я утвердительно опустил веки, да так и не стал их поднимать.

– Говорю вам, миледи, что хошь с ним сейчас делай – не встанет. Вчера, еще до того, как ваша арчейка явилась…

– Она не моя, – презрительно поправила леди.

– Конечно, конечно, я не так выразился. В общем, еще до ее появления бедняга уже был пьян в стельку. А уж как она начала его обхаживать, так еще три кувшина крепленого ушло. Так что…

– Поднимите его, – перебила владелица платья-состояния.

Рассказчик сбился, потом засуетился: «Да-да… Сейчас…» Снова прогрохотали шаги по полу, и я почувствовал, как меня за грудки, а потом и под руки приводят в вертикальное положение. Даже перед закрытыми глазами все поплыло, закружилось в тошнотном танце, желудок приготовился избавиться от остатков вчерашнего ужина. Если только я ужинал…

– Это ты – смертник? – донеслось сквозь рвотную болтанку.

Загнанная алкоголем на выселки сознания боль, вынырнув, впилась когтями в грудь. Тошнота непонятным образом исчезла, и большая часть хмеля вместе с ней. Теперь я открыл глаза вполне осмысленно; да, это я – смертник. Впрочем, говорить я ничего не стал, а лишь по-новому взглянул на привязчивую даму. Не такая уж и высокая… И только тут дошло, что передо мной не человек. Нет, фея была похожа не на хлыст, а на клинок, стальной эльфийский клинок, как тот, что болтался у нее за плечом.