Печать Медичи - [55]

Я взглянул на него с беспокойством, но увидел, что он смеется.

— Вы сами видите, — продолжал я, — что беременной женщине лучше вообще держаться подальше от таких существ. Так что в словах няньки была доля правды.

— Послушай, Маттео! — Он взял мое лицо в ладони. — Что-то вызвало смерть ребенка в утробе матери. Но людям удобно обвинить в этом кого-то другого. Ведь тогда никто не будет обвинять их самих. Ни отца, который зачал этого ребенка, ни мать, которая его вынашивала, ни кухарку, которая готовила пищу, ни старую добрую няньку, которая за нею ухаживала, ни акушерку, которая ее навещала, ни врача, который был вызван к родильному ложу. На них нет вины, потому что виновата жаба. Понимаешь, насколько это всех устраивает?

— Понимаю.

— Но, обвиняя в смерти младенца жабу, — продолжал маэстро, — мы отказываемся от поиска реальной причины смерти.

Он ждал от меня каких-то слов.

Но я молчал.

— Ну и какой же вывод ты можешь сделать из всего этого, Маттео?

— Не знаю.

— Позволь тебе помочь, — сказал он. — Это будет повторяться. Где-нибудь родится мертвый ребенок. И другая мать будет горевать. И тогда обязательно отыщется какая-нибудь жаба. А если не было жабы, это неважно! Найдется какое-нибудь другое существо, которое можно будет обвинить в случившемся несчастье. И поэтому…

Он смотрел на меня выжидающе.

— Это будет продолжаться, — медленно произнес я. — А настоящая причина так и не будет найдена.

— А для чего нужно, чтобы была найдена настоящая причина? — продолжал он давить на меня.

— Чтобы предотвратить повторение этого в будущем.

— Отлично, Маттео! Правильный вывод! — Он посмотрел на меня с одобрением. — А теперь подумай об этом!

Он показал мне на какой-то предмет. Как это часто бывало, его действия преследовали сразу несколько целей. Вот и теперь оказалось, что он совсем не случайно привел меня с этим разговором к верстаку Зороастро. Он коснулся красной нити, свисавшей с разных концов давильного пресса.

— Для чего нужна эта нитка? Отпугивать жаб?

Меня бросило в краску.

— Разве этому есть какое-нибудь разумное объяснение? — спросил он. — Для чего, по-твоему, Зороастро развесил тут все эти красные нитки?

— Это старое народное поверье. Оно пришло к нам из времен, предшествовавших прадедам наших прадедов. Это очень мощный символ.

— Символ?

— Да.

— Символ чего?

— Он связан с огнем, — объяснил я. — Поэтому он красного цвета. С помощью огня человек может защитить себя. Даже церковь использует силу огня для изгнания демонов.

— В самом деле! — засмеялся маэстро. — И если огонь эффективен против такого демона, как Пьеро Содерини, — он упомянул имя главы городского Совета, который буквально преследовал его, требуя скорее закончить фреску, — тогда горящая головешка оказалась бы куда более полезной. Но красная нитка? Вряд ли она сможет его отогнать, и вряд ли она сможет успокоить ветер или остановить дождь. Ты ведь это понимаешь?

Я склонил голову.

— Маттео, ты должен подумать об этом.

— Я подумаю! — довольно резко ответил я.

— Твоя вера основана на страхе. Страх происходит от невежества, а невежество — от недостатка образования.

— Но я получил образование от бабушки.

— Она научила тебя лишь самому необходимому для того образа жизни, который ты вел. Но теперь у тебя другая жизнь.

— А твое сознание закрыто для многих вещей. И нужно его открыть, пока не стало слишком поздно.

— Есть много явлений, которые для людей навсегда останутся непостижимы. Есть много вещей, которые никак нельзя объяснить.

— Все явления и все вещи можно объяснить.

— Не все.

— Всё можно объяснить.

«Ересь!»

— Но монах в Аверно говорил, что есть такие вещи, которые людям понять не дано!

Хозяин встал.

— На это я отвечу так. Остаются такие вещи и явления, которые люди до сих пор не в силах объяснить. Но только потому, что до сих пор они не создали инструменты, которые могут им помочь в этом. Раньше люди не имели возможности близко рассмотреть Луну. Поэтому они и создавали легенды, пытаясь объяснить то, что видели, но не понимали. Но теперь с помощью зеркал и матового стекла мы можем более четко разглядеть поверхность Луны, и поэтому мы знаем, что Луна — вовсе не богиня, не душа какой-то прекрасной женщины и тому подобное. Поэтому, когда монах говорит, что есть вещи, которые людям понять не дано, я говорю, что есть вещи, которые люди пока еще не понимают.

Он увидел, что я расстроился.

— Ничего, ничего, — мягко сказал он. — Я хотел поговорить с тобой, потому что знаю, что ты не умеешь читать. Каждый день я наблюдаю, как ты разглядываешь фреску. А фреска изображает людей, которые сражаются за то, чтобы жить свободными. Но заверяю тебя: свобода бессмысленна, если твое сознание несвободно. Неграмотный человек — добыча для суеверий и предрассудков и может быть введен в заблуждение невежественным мнением других.

— Но вы говорили мне, что находили ошибки в книгах, которые изучали. А ведь это книги, к которым относятся с уважением. Помните, что вы говорили мне тогда, когда резали трупы? Что своими глазами видели: многое противоречит прочитанным вами текстам!

— Прекрати! — В его голосе послышалось раздражение, и на мгновение я испугался, что сейчас он ударит меня. — Я сказал тебе то, что сказал. Если ты не научишься читать в ближайшее время, то не научишься никогда. Для меня непостижимо, почему твоя бабушка, научившая тебя столь многому, не научила тебя грамоте. Она должна была видеть, что у тебя великолепная память и что ты отличаешься исключительной сообразительностью.