Печать Медичи - [22]

Когда мы прибыли в Аверно, Фелипе отправился во Флоренцию за какими-то особыми материалами, которые требовались маэстро для работы. Едва он уехал, как Грациано слег в постель с сильнейшими болями в животе. Именно тогда на меня свалилось сразу множество забот: я должен был заниматься одеждой хозяина, едой, уборкой и всеми прочими бытовыми мелочами, которые не должны были отвлекать маэстро от работы.

Он был весьма придирчив к своему туалету, ежедневно менял рубашку и нижнее белье. По моей просьбе дворцовые прачки стали развешивать рядом с его рубашками лаванду, как это обычно делала моя бабушка, когда сушила белье.

Однажды он заметил это и прокомментировал:

— С тех пор как ты занимаешься моим бельем, Маттео, мои рубашки пахнут чем-то гораздо более ароматным, чем мыло.

Вряд ли это можно было счесть за большую похвалу, однако я был польщен. И продолжал следить за тем, чтобы его платье было всегда починено, а сапоги и туфли начищены. В студии старался держать в порядке все принадлежности для рисования, следил за тем, чтобы ежедневно пополнялись запасы бумаги, которой он тратил огромное количество. Я доставал и приносил все, что ему требовалось. Но благодаря этому я мог наблюдать за работами, которые велись в замке под его руководством, и за всем, что в нем происходило.

Конюшни были значительно расширены, и теперь в них могло разместиться гораздо больше лошадей, чем раньше.

Кладовые содержались в порядке и регулярно пополнялись свежими запасами пшеницы, ячменя, отрубей, проса и нута.

Подвалы заполнились бочками с вином и бочонками с сухофруктами, соленой рыбой и копченым мясом. На дворах выросли горы фуража, стога сена и соломы. Из каменоломен Бизии подвозили камень: каждый день через ворота замка с грохотом проезжали запряженные волами телеги с огромными глыбами. Бревна и черепица прибывали водным путем на баржах и до поры до времени хранились на верфях, расположенных ниже города. Замок к чему-то готовился — скорее всего, к длительной осаде.

К этому времени по всей Романье и далеко за ее пределы расползлись ужасные слухи о лицемерии кондотьеров — капитанов наемных дружин, обещавших хранить верность Чезаре и воевать на его стороне. Поговаривали, что капитаны разочаровались в Борджа и опасаются его власти, растущей с каждым днем. Они были встревожены тем, как легко может он ополчиться против человека, клявшегося ему в дружбе, и приводили в пример Урбино.

В начале этого года герцог Гвидобальдо Урбинский любезно принял у себя сестру Чезаре Борджа Лукрецию, направлявшуюся из Рима в Феррару, где должна была состояться ее свадьба. Желая оказать честь Лукреции, герцог Гвидобальдо предоставил ей и ее свите дворец Монтефельтро. Он устроил бал в ее честь и послал ей множество подарков. Но щедрость не защитила герцога от честолюбия брата Лукреции, который вскоре напал на Урбино и захватил его.

Впоследствии Чезаре Борджа во всеуслышание заявил, что эти действия были вызваны необходимостью: якобы он получил сведения о том, что герцог готовит против него заговор.

Однако никаких доказательств этого предъявлено не было.

Но все знали, что горная крепость Урбино держала под контролем перевалы Романьи и Тосканы. Крепость нужна была Борджа для того, чтобы его войска могли свободно пройти туда, куда он захочет; именно в этом скрывалась настоящая причина захвата Урбино.

Событие это потрясло всю Италию. Прочие князья и герцоги расценили это как угрозу своему положению и поняли, что Чезаре, как и его отец, Папа Римский, — настоящий тиран, который не остановится до тех пор, пока вся страна не окажется под его властью.

На кухне в Аверно шептались о том, что аристократы хотят отвоевать свои позиции. Ходили слухи о будто бы созданной для свержения Валентино тайной лиге с участием капитанов-кондотьеров. Но мне уже приходилось видеть скорую расправу Борджа, и поэтому я не принимал участия в этих беспечных разговорах. Такое было тогда время: следовало больше наблюдать и меньше говорить.

Когда мы шли в отведенные для нас комнаты, маэстро положил руку мне на плечо и сказал:

— Маттео, наверное, тебе не стоит ни с кем обсуждать, куда мы ходили этой ночью.

Он мог не брать с меня клятву хранить молчание. Если маэстро принимал кого-то в свой круг, то доверял этим людям.

Мне кажется, он полагал, что достаточно выказать человеку доверие и тот непременно его оправдает. Однако самые сокровенные мысли и чувства он утаивал от всех, используя зеркальное письмо и символы, понятные только ему одному.

И в то же время он часто приглашал к себе гостей и охотно делил с ними трапезу, шутил и рассказывал разные истории.

Когда мы дошли до своих покоев в замке, я опустил фонарь и ждал разрешения хозяина уйти к себе и хоть немного поспать. Ночевал я в крохотной каморке рядом с его студией, откуда в любой миг мог услышать, что он зовет меня.

— Тебе не по себе из-за того, что нынче ночью мы побывали в покойницкой? — спросил хозяин, доставая перо, чернильницу и бумагу. Было совершенно очевидно, что он собирался еще поработать.

— То, что вы делаете… это так странно, — ответил я.

— Анатомирование трупов — не такое уж необычное дело.