Печать Медичи - [19]

И делал он это не из праздного любопытства. Ибо я видел его истинную цель — хотя, может быть, лишь какую-то ее часть, — названную монаху у входа в покойницкую. Если мы обнаружим проблему, то будем искать способ ее решения. Потому что было совершенно очевидно, что именно случилось с сердцем Умберто. С возрастом входящие и выходящие каналы сузились и ограничили ток крови. Но что толку от этого знания? Разве возможно было прочистить эти каналы и дать моей бабушке прожить дольше? В последние месяцы жизни ее сердце уже ослабело под тяжестью лет.

Я вспомнил, как бабушка положила мою руку на свою чахлую грудь. И я услышал за ребрами, под увядшими грудями, слабый, неровный стук. Там, в глубине ее тела, тихо трепетало сердце. А потом оно вздрогнуло и затихло. Бабушка знала, что ее тело износилось. Но она не знала, почему это произошло.

— Наверное, от этого умерла и моя бабушка, — сказал я.

— Сколько ей было лет?

Я не мог ответить на этот вопрос. У нас возраст не измерялся в годах. Мы измеряем течение жизни сменой времен года. Времена года менялись много-много раз, пока она жила на земле. Уже прошло второе лето с тех пор, как я закопал ее вещи и бумаги и смотрел, как сжигают ее кибитку.

— Она была очень старая, — пожал я плечами.

Хозяин посмотрел на меня с любопытством.

— Оказывается, ты знал свою бабушку, Маттео? Прежде ты не упоминал о ней.

Я молчал, сжимая в руке фонарь. Когда в первые дни в Переле меня попросили рассказать историю своей жизни, я назвался круглым сиротой. И ни словом не обмолвился ни о какой бабушке.

Вот я и попался!

Глава 11

— Так что насчет бабушки?

Я заморгал.

Хозяин остановил свою работу.

— Маттео! — окликнул он меня. — Ты сказал, что твоя бабушка была уже очень старенькой, когда умерла.

— Я… Я… — Опустив голову, я пролепетал что-то нечленораздельное.

Он вернулся к работе. Пока он будет заниматься другим органом, я успею сочинить какую-нибудь байку о бабушке.

У меня немного отлегло от сердца.

— Может, у тебя были и другие родственники кроме бабушки?

Он застал меня врасплох, и я не знал, что сказать, но он, словно не замечая моего смущения, продолжал:

— Еще в Переле я обратил внимание, что в одном месте своего рассказа ты употребил слово «мы».

В моих глазах, наверное, мелькнула тревога.

— Это было, когда ты рассказывал о Венеции, — улыбнулся он. — Ты говорил, что вы смотрели на лодки в лагуне. Ведь это бабушка была тогда с тобой? Или под словом «мы» ты имел в виду кого-то другого?

От страха у меня сердце ушло в пятки.

— Не помню, чтобы я говорил «мы», — пробормотал я. — Ничего такого не имел в виду. Просто неудачно выразился… Не умею правильно говорить. Я же… малограмотный…

— Нет-нет, дело не в этом. Ты говоришь вполне правильно, хотя и несколько старомодно. Если это бабушка учила тебя говорить, то она была хорошей учительницей. Ты говоришь, что родился в горном селении, в Апеннинах. Но для тех мест характерно особое произношение гласных — такого не услышишь больше нигде. Местные жители совершенно по-особому произносят звуки «у» и «о». Они при этом выдвигают язык вперед. Но ты так не делаешь, Маттео. Однако если ты жил с бабушкой, а она родом из других мест, то наверняка ты позаимствовал свой выговор у нее. Откуда она была родом? Не знаешь? Было бы интересно выяснить это. В некоторых фразах у тебя явно слышен восточный акцент.

Я ничего не ответил. И что я мог ответить? Наверное, он волшебник, раз знает все эти вещи. За те несколько недель, что мы провели вместе, он так много узнал обо мне! Значит, все это время он пристально меня изучал, а я ничего не замечал.

В его взгляде появилась лукавинка.

— Использование тобою слова «мы» имеет не только лингвистическое значение. Похоже, ты думаешь о себе как о человеке, резко отличающемся от окружающих. — Он внимательно посмотрел на меня. — Сначала я решил, что ты цыган, но сейчас в этом не уверен. Кожа у тебя светлее, чем у большинства цыган. Но это не единственная причина, потому что цвет кожи может слегка различаться в пределах той или иной расы. Обычно у цыган маленькие руки и ступни, и эта их особенность присуща тебе. Однако есть еще кое-что, более важное.

— Ты ведешь себя очень независимо. Это совершенно очевидно — ты держишься особняком.

Я покачал головой.

— Не надо стыдиться своего происхождения, Маттео.

Резко вскинув голову, я гневно взглянул на него. Никогда я не стыдился ни своей бабушки, ни ее народа!

— Ага! — воскликнул он. — Вот оно! Я задел за живое.

Он прекратил работу и с любопытством посмотрел на меня. Чтобы избежать его пристального взгляда, я низко опустил голову.

— Здесь кроется какая-то тайна, — медленно продолжил он. — Когда мы были в Переле, из твоих собственных уст я узнал о том, что ты — незаконнорожденный ребенок и очень переживаешь по этому поводу. Знаю, что ты чувствуешь себя униженным оттого, что рожден вне брака. Ты сам мне это сказал. И тем не менее, — он наклонился ко мне и, взяв меня за подбородок, взглянул мне в лицо, — стоит мне упомянуть о твоем происхождении, как ты готов испепелить меня взглядом.

Он внимательно изучал мое лицо. Но нижняя его часть была скрыта под маской, а глазам я тут же постарался придать самое невинное выражение.