Печальные звёзды, счастливые звёзды - [5]

— Так я там работаю, Федя, — Вероника присела рядом, положила тёплую ладонь на плечо, заглянула в глаза. — Не расстраивайся, пожалуйста. Твоя Снежанна не заметит подмены. Дендроиды почти как настоящие деревья.

— Вот именно, почти! Вероничка, — Фёдор не заметил, что назвал девушку ласково, так, как называет, вероятно, её парень, — блин, не в Снежанне дело, я же сам буду знать, а это ужасно.

— Что такое «блин»?

— У одного питекантропа научился, — Федор вспомнил отзывчивого лавочника, — означает высшую степень огорчения, разочарования, негодования — да чего угодно!

Вероника молча встала, прошла к экрану, остановилась:

— Эх, дедушка сейчас спит. Но… я буду не я, если не помогу тебе, Федя. Только — блин! — трудно нам придётся.

Она его понимала! Фёдор заулыбался.

День шестой

Сначала Фёдор решил, что задумка Вероники вполне осуществима.

Снегурочка оказалась родом из лабораторного наноселения при Полярной резервации, где проживало не более ста человек и куда посторонний в здравом уме и памяти ни то что носа, мизинчика не сунет.

Позади капсулопузыря остались мерцающие пояса Антарксити, они неслись у самой земли по единственной трубе, ведущей к провинциальному оазису.

Здесь, по словам девушки, жил её дед, и работал он оператором комплекса дикой природы. Егерь! — Фёдор посмаковал новое слово. Воображение разрывалось между образами звероподобного нелюдимого здоровяка и аскетичного профессора-фанатика с комплекцией наследственного виртуала.

Над Антарксити Фёдор ещё сомневался, что Вероника не нуждается в помощи психиатров, но когда пузырь вынесло в центр микроскопического городка на нулевом поясе, уставленного кубиками одноэтажных домов и окруженного защитным периметром, поверил ей окончательно и бесповоротно.

— Самое сложное, Федя, — говорила Вероника, — переправить ёлку из резервации в Антарксити. Таможенный карантин не пропустит…

Фёдор неловко топтался у порога, глядя, как Вероника обнимается с высоким поджарым мужчиной с такими же сиреневыми глазами, как у неё. Панда на его розовой футболке обнимала девушку тоже.

— Ро! Солнцестояние приехала встречать, да ещё не одна, — мужчина ревниво скосился на Фёдора, перекинул дымящуюся палочку из одного края бороды в другой. Его волосы торчали вверх блестящей тёмной волной, запястья увивали гирлянды зелёных шевелящихся треугольников.

— Я останусь, дедушка, а вот Феде… — и Вероника, недолго думая, посвятила деда в их авантюру…

— Для гёрлфренды, значит… — дед Николай забарабанил пальцами по столу и выпустил облачко пряного дыма, панда на футболке моргнула, — годно, сам был молод, горяч и многослоен, как Шрек. Оки, в резервацию пущу, ну и чекну вам ёлку на плане — давно апгрейдить молодняк пора, чёртова прокрастинация. И контрабас протащим! Закутаем в голококон, как реагенты для новогоднего аромата — раньше тебя, Федя, прибудет посылка. Никто и не унюхает, что там реально ёлка. Вот только потом, френд, рассчитывай на себя, на меня никаких референсов, плиз. Ёлки аллергенны, попадешься властям — и будешь Солнцестояние встречать в штраф-руме, и травлей новыми сортами хрючева не отделаешься.

Чем-то, неуловимо, Вероникин дед напоминал Фёдору лавочника «питекантропа» — если не из одного поколения старики, то где-то близко.

В резервацию собирались долго. На Фёдора и Веронику надели «винтажные», как выразился дед, комбинезоны со встроенным подогревом, аптечкой и системой связи, шлемы с респираторами, трубочками для питья. За пояс Фёдору засунули древнюю электроножовку, прицепили моток верёвки.

У стенки защитного купола дед Николай еще минут пять давал инструкции «городским» и делал селфи с внучкой, только после этого выпустил ребят наружу, в резервацию.

За спиной зашипел и захлопнулся люк шлюза, Фёдор ухватил за ладошку Веронику и опасливо сделал первый шаг.

Над головой разверзлось непривычно огромное голубое небо, не отгороженное ни потолками, ни куполом, ни даже климатическими щитами. В ярком свете комбинезоны заискрились алыми блёстками. Ноги провалились в белую субстанцию-кашу — холодную и мокрую. «Это же настоящий снег!» — догадался Фёдор.

Вокруг ветками без листьев тянулись вверх деревья — не ёлки.

Вероника стянула респиратор, счастливо взвизгнула:

— Здравствуй, лес! — и по неровным складкам снега рванула навстречу ощетинившимся голым веткам.

Фёдор последовал её примеру и тоже снял маску. Легкие обожгло непривычно холодным воздухом, в горле запершило. Он постоял немного, глядя на белые облака пара из собственного рта, а потом поспешил вслед за девушкой.

Они вышли на большую поляну, зеленеющую с другого края. Ёлки! — понял Фёдор, обогнал Веронику и внезапно провалился в снежную яму, завалился вперёд, пытаясь ухватиться хоть за что-нибудь. Руки напрасно искали опору, вязли в сыпучем снегу, он набивался в рот и царапал щёки. По спине побежал холодный пот ужаса.

— Верёвку! Кинь мне верёвку! — крикнула Вероника с тропинки. — Горе глюковое, тут же натоптано, а кругом сугробы!

Фёдор забарахтался сильнее, скрючился, ощупывая пояс. Сообразил, что глубже не проваливается и, осторожно опёршись коленями в зыбкую твердь, выкинул конец верёвки на тропу.