Печаль в раю - [14]

Архангел встал. Лес наполнился глухим топотом. В лощинке за кем-то охотились — может быть, за ним.

Ему казалось, что ветки деревьев мешают ему бежать и лес как будто ожил — корни извивались поперек тропинки, сердитые порывы ветра хлестали его по щекам ветками дуба, колючие кусты цеплялись за подол рубахи, царапали руки.

Он боялся. Боялся Стрелка, и Мартина, и ребят, и солдат.

— Давай, Архангел, давай…

Он говорил вслух, чтобы себя подбодрить, а темный заговор природы гнал его вперед жгучими ударами новых улик. Ребята звали откуда-то сзади, он не обращал внимания. Сердце билось все громче — громче всех звуков.

Когда Стрелок выскочил из-за каштанов. Архангелу показалось, что это страшный сон. Он ничего не мог сделать, его понесло к Стрелку. В полном отчаянии он хотел увернуться, но Стрелок ринулся на него. Архангел услышал его дыхание.

— Прятаться вздумал?

Пальцы вожака вцепились ему в руку, как когти, и Архангел почувствовал, что плачет.

— Я… я…

Стрелок ударил его кулаком прямо в лицо.

— У, сволочь, трус!

Стрелок бросился на него, сел верхом и стал свирепо обрабатывать кулаками. Что ж, убьет — тем лучше, другим неповадно будет. У них в отряде трусов нет.

Стрелок сидел у него на груди, коленями прижимал к земле руки. На красном разгоряченном лице резко белел извилистый шрам.

Архангел лежал на спине, хватал воздух губами, измазанными краской и кровью. Глаза, обведенные сажей, затравленно смотрели на Стрелка.

— Я бросил гранату, — невнятно проговорил он.

— А кольцо выдернуть забыл. Теперь он все знает. По твоей милости нам пропадать.

Архангел думал, что Стрелок будет еще его бить, но тот не стал. С полдюжины ребят в солдатских гимнастерках стояли вокруг. Стрелок обернулся к ним.

— Сколько раз говорил — расстреляем, и конец. Так нет, пошел, идиот, слюни распустил, цветочки понес!

— Оставь ты его. Не видишь, крови сколько?

— Не бей его больше, Стрелок. Он не виноват.

Вожак поднялся, недовольно ворча:

— Бабы, вот вы кто. Вам бы юбки носить. Как бабам.

Он нагнулся, поднял винтовку и тряхнул Архангела за плечо.

— Ну ты, заткнись! Что у тебя, между ногами пусто?

Мальчик встал, рыдая в голос.

— Я никого не видел, — всхлипывал он.

Стрелок сердито махнул рукой.

— Сказано — заткнись!

Он считал инцидент исчерпанным и повернулся к другим.

— Интересно, какой гад стрелял без моего разрешения?

Ребята молчали.

— Ну, не я, — сказал наконец один. — Я шел прямо за тобой и ни черта не видел.

— И я шел с гобой, — сказал бритоголовый.

— И я… и я… — Стрелок обвел их взглядом.

— Так. Значит, само выстрелило.

— Наверное, это Дурутти, — предположил один.

— Да. Он последний нес оружие.

— Тихо, вы! — сказал Стрелок. — Не стреляли, и ладно. Нечего на других сваливать.

Он быстро прикидывал, что сделать; ребята глядели недоверчиво, и надо было восстановить авторитет любой ценой.

— Не виноват никто, и все виноваты, — хрипло сказал он. — Ну, дело прошлое. Теперь главное — концы в воду.

— В воду? — переспросил бритый, — Как это?

— Убрать Элосеги, — ответил Стрелок. — Чтоб не попал живым к фашистам. Если никто из вас не желает мне помочь, проверну сам.

— Мы ничего не говорим… Мы тебя не оставим, Стрелок, — сказал самый маленький.

— Сам знаешь, мы за тобой куда угодно, только…

Вожак вздернул подбородок.

— Только — что?

Ребята снова недоверчиво помолчали.

— Ты посмотри сам, — сказал один. — Ты не думай, я тебя выдавать не собираюсь, только, по-моему, надо нам сматываться.

Стрелок погладил свой белый шрам.

— Сматываться, говоришь? Здорово придумал!

Все молчали, и в тишине отчетливо слышалось стрекотанье пулеметов.

Стрелок беззвучно засмеялся — смех как будто нарисовали на его хитрой морде — и оборвал так же резко, как начал, словно и не было никакого смеха, и снова его лицо стало похоже на тряпичную маску.

— Идиоты! — крикнул он. — Да вы что, не понимаете; если он сдастся, нам всем конец? Выследят, как собак. Облаву устроят и всех — рр-р-раз!

Он обвел их взглядом, чтобы убедиться в действии своих слов. Тревога и страх были на лицах. Никто не смел поднять глаз.

— Мы убили ихнего, придется отвечать. Будем у них вместо мишени, А вернее, повесят на суку. — Он широким жестом обвел лес. — Сучьев много.

— Правда? — пролепетал самый маленький.

Стрелок зло рассмеялся.

— А ты что думал? Дадут булки с шоколадом?

Раздражение исчезло — ребята явно испугались, и к нему возвращался прежний апломб.

— Что, если детки, так вывернетесь? Такими делами у них марокканцы занимаются. Они шутить не любят. — Он улыбнулся. — Да, неприятное зрелище! Другие целый день болтаются, верещат, пока не подохнут. А ребята дольше всего.

Мальчишка с бритой головой трясся как лист.

— Ты видел, как вешают, Стрелок? — спросил он, и голос у него сорвался.

Стрелок фыркнул.

— Это я-то? Сколько раз! У нас в Окендо каждый день вешали. На площади. Сперва женщин, потом мужчин, а под конец ребят. Привезут на повозке, связанные все, впереди офицер бьет в барабан, чтобы шли смотреть. Потом из повозки вытащат и вешают на деревьях. Кто постарше — на сучьях, а ребят на ветках. Когда все подохнут — снимут и отложат веревку на завтра. Чтобы меня разорвало, если хоть слово соврал.