Печаль Алконоста - [18]
Проснулась я в смятении: многочисленная стая зимородков настолько нереальное и потрясающее зрелище!
Явно – сон провидческий. Только надо его правильно растолковать, тогда несчастья не случится. Давно я заметила, что сны не надо воспринимать с неотвратимостью беды. Их надо расшифровывать в пользу позитива. И если здесь правильно истолковать символику сновидений, то в будущем можно предотвратить беду. Но ни в одном соннике не найдётся объяснение символа зимородка...
...Когда отлежался Антон косой и хромой, был отправлен в имение Воронцова в Павловский уезд. Там ждала его барская отара. В семье родного дядьки Данила, брата Марфуши, умершей при рождении Антона, было отведено ему место в кошаре рядом с овцами. А что бы ему ещё делать, такому израненному? Михайла Семёнович, князь светлейший, давал вольную. Только на что Антону воля? Куда податься? Кто его ждёт и где? Без защиты светлейшего пропадёт...
В семье дяденьки родного прилепили ему кличку презрительную – КОсынко, очень даже не прозрачный намёк на отсутствие у него одного глаза. Было ему тридцать девять аж лет, или около того. И как такому старому, кривому и косому заводить семью? Не жить же бобылём. Нашлась сиротка Настасья, на двадцать два года моложе. Но некуда ей было деться и не к кому приткнуться. Помогала «дяде Антону» управляться с отарой. Правда, всё больше по хозяйству. А «дядя» – Антон – не будь дурак, пригрел, приголубил Настюшку...
Хорошо им было на берегу малюсенькой речки, с вишнёвыми садочками, с белыми горами, откуда в самый жар доносился благостный дух богородской травы. Издавна стояли тут графские кошары, а пастбища были не меряны – все окрестные горы. И за местом закрепилось название по имени дядьки Данилы, поскольку он был главным овчаром во всей округе: и речку, и кошары называли люди просто Данилом.
Вскоре, уговорил Антон Настасью, повенчались они в Воронцовской церкви. Когда родила молодая жена первенца, пошли крестить его. Батюшка в церкви огласил, что по святцам быть младенцу Абрамом. Тут и вспомнил Антон встречу свою с саранчовым главнокомандующим. Такой был чудной: по Абраму – наш, по Ганнибалу – не наш...
Слышал он давно уже, спустя лет десять-пятнадцать после встречи, от графа Воронцова, что застрелен был тот его мимолётный знакомец. «Как собаку уложил саранчового генерала мсье Жорж Дантес», – с нескрываемым презрением сказал Михаил Семёнович и добавил совсем непонятное Антону слово: «Браво!»
У Антона «как собаку» вызвало протест. Разве ж о человеке можно так говорить? Его же нету уже. Некому и заступиться. Жалко, даже имени его не спросил, только запомнил, как звали его прадеда. Абрам!.. Да, пусть и его первенец тоже будет Абрамом называться. Не Ганнибалом, а Косенковым...
Во-о-от он, откуда пошёл род Абрама Косенко, Антонова первенца! Абраму было шестнадцать лет, когда умер его отец от старых ран. Умер день в день с отменой крепостного права.
Абрам и его матерь Настасья остались одни. Сёстры его, Марфа и Оксана, поумирали одна за другой, не достигнув и трёх лет от роду. Абраму пришла на ум хорошая мысль жениться на девушке Вере, которую родители пристроили в господские кошары ещё с пяти лет. Ей приходилось и за ягнятами присматривать, и за только что родившимся Абрамом. Была она Абраму и няней, и старшей сестрой. Повенчался он с Верой, забрал свою матерь, десяток своих овец и пошли втроём искать свободной земли где-нибудь подальше от воронцовских угодий.
Так они добрели до речки Подгорной, у подножья меловых гор. Как же похожи эти места на оставленное Данило! Прапрадед мой, Абрам, также по утру пришёл на берег речки прополоскать после сна глаза, увидел красавца зимородка и решил, что коль такие райской красоты птицы обитают на берегу, то тут и есть рай на земле!
Когда я рассматриваю карту, отыскиваю на ней речку Данило с таким же селением по двум берегам. Вижу, что дорога моего прапрадеда лежала на восток с небольшим отклонением на юг. И на его пути стояло селение Сухое Данило – там нет речки. И ещё одно селение с непривычным для здешних мест названием Момотов. И я словно спотыкаюсь об него! Так кто не знает, момот – это тот же самый зимородок! У птицы момота спина, крылья и хвост тёмно-зелёного цвета, маховые перья снаружи голубые, нижняя часть тела – зелёная с ржаво-коричневым оттенком. Ещё до восхода солнца раздаётся печальный и отчётливый его голос: «гуту-гуту», будто возвещает он всех о наступлении дня. Но самое тут загадочное, что момоты водятся только в Бразилии, не в России. Во время своего проживания в Англии, бывал юный граф Воронцов в королевском дворце. Видал там чучело дивной птицы прозванием момот, а когда, вернувшись, увидел зимородка в родных краях, то и назвал луг у речки – Момотов...
...Но когда шли они мимо рощи,
услыхал Абрам, понимающий язык
птиц, рыб, зверей и деревьев, что
поёт свою печальную песнь тамариск
и все триста тридцать одна ветвь его
стенают об Абраме...
...И вот приходит озарение! Ведь огромная стая зимородков – это весь наш ильинский род! Именно сейчас, когда я ощущаю жгучую потребность добраться к истокам отцовского рода, мне и приснился этот сон. А мой, лежащий с кровавой грудью, внук – тот, кому это тоже надо будет в будущем. Кровная связь потянется из его груди к тем же истокам. Станут и его терзать воспоминания, задевая самое сердце! Вот она и рана в груди, вот и предки-зимородки, клюющие её. И чтобы не бродить ему по иссохшему руслу реки Памяти-и-Забвения, я, его бабка Катерина, свято берегу для него родники, питающие ту реку.