Пажи, кадеты, юнкера [Исторический очерк] - [38]

Затем процессия тронулась по Невскому, Садовой, через Марсово поле и Троицкий мост в Петропавловский собор. По всему пути следования стояли шпалерами войска. Горели фонари, обтянутые черным крепом. Шел небольшой снег, но погода была мягкая. Три раза процессия останавливалась, и отслужены были литии. Непосредственно за лафетом шел государь император. За государем в трех шагах я. На всю жизнь запомнилось мне это шествие и по сей день стоит в глазах красная лопасть государева кивера. Затем шел министр двора и дежурство: генерал–адъютант Максимович, свиты его величества генерал–майор Джунковский и флигель–адъютант Гаврилов. Далее иностранные делегации: принц Генрих Прусский, принц Вильгельм Шведский, герцог Зюдерманландский (муж великой княгини Марии Павловны младшей) и другие. Затем лица императорской фамилии, чины свиты и, наконец, ехали кареты. По прибытии в Петропавловский собор, гроб установлен был в храме, и отслужена была панихида, на которой присутствовал весь дипломатический корпус, в шествии не участвовавший. Погребение состоялось в среду 23 декабря. Государь император прибыл в 9 часов утра в форме Гвардейской конно–артиллерийской бригады, и тотчас же началась заупокойная литургия. Присутствовали обе императрицы, и, если память мне не изменяет, в наряде были все камер–пажи. На часах у гроба стояли такие лица, как генерал–адъютант барон Майендорф, военный министр Сухомлинов, председатель Государственного совета Акимов. Гроб с катафалка сняли сыновья покойного, вместе с 16 артиллеристами Лейб–гвардии 2‑й артиллерийской бригады. Богослужение было очень длинное и очень утомительное. После похорон состоялся завтрак в Зимнем Дворце, на котором камер–пажи не присутствовали.

Мой последний год в стенах родного корпуса Воспоминания князя Н. Л. Барклай–де–Toли Веймарн, старшего камер–пажа и знаменщика выпуска 1913 г.

Красносельский лагерь и наш барак

Окончены экзамены и после короткого отпуска оба специальные классы выступили 1 мая 1912 г. в Красное Село. Мы, младший специальный класс, для инструментальных съемок, а старший для всяких других топографических работ (глазомерных, маршрутных и прочих съемок).

Красносельский лагерь состоял из главного и авангардного лагерей. Главный лагерь, расположенный на возвышенности, тянулся на протяжении нескольких верст в направлении с севера на юг, параллельно Балтийской железной дороге, фронтом, т. е. лицом — на запад. Он упирался своим левым флангом в наш пажеский барак. Далее к югу, верстах в двух от него, находилось дачное местечко Дудергоф, расположенное у возвышенности того же названия.

Против нашего барака лежало Дудергофское озеро с его купальнями и многочисленными лодками. По ту сторону озера находился авангардный лагерь, занимаемый военными училищами и некоторыми частями гвардейской кавалерии и артиллерии. Далее на запад простиралось огромное по своим размерам военное поле с Царским Валиком в его центре.

Главный лагерь занимался частями 1‑й и 2‑й гвардейских пехотных дивизий, делился вдоль и поперек на всем своем протяжении параллельными дорогами на большие квадратные участки, усеянными опрятными вытянутыми в ниточку белоснежными палатками с зелеными деревянными стенками. Каждый полк, батальон и рота имели свои постоянные участки и ревностно соблюдали щегольство и опрятность их наружного вида.

Параллельные фронту дороги назывались линейками. Первая или передняя линейка являлась парадным лицом всего лагеря. Шириной в несколько сажен, окаймленная аккуратно подстриженными газонными кантами и песочным тротуаром, вдоль которого возвышались грибки с сидящими под ними дневальными, она содержалась в исключительном порядке и чистоте. Никто кроме государя императора и сопровождавших его лиц не имел права проезда вдоль всего протяжения передней линейки, а пересекать ее было дозволено только в некоторых предназначенных для этого местах.

Наш барак, как сказано выше, находился на самом левом фланге главного лагеря, и передняя линейка заканчивалась против него. Если не ошибаюсь, то с 1913 г. левее нас должен был расположиться гвардейский мортирный дивизион.

Красотой архитектуры наш барак не отличался. Это было высокое деревянное здание, темно–коричневого цвета с простой треугольной железной крышей.

Обращенный к передней линейке боковым фасадом, с небольшим крыльцом и парадным входом, барак тянулся во всю длину в глубь нашего участка. Внутри он состоял из двух передних комнат, служивших дежурной и приемной, и длинного высокого дортуара с 4‑мя рядами коек с проходом по середине. Койки были отделены друг от друга небольшими шкафчиками. Между высокими окнами по сторонам дортуара стояли в гнездах наши винтовки и висела прочая амуниция. В противоположном конце барака находилась умывалка, небольшой цехгауз и выход в сад. Отделенная этим небольшим садом от барака в некотором отдалении, параллельно второй линейке находилась столовая, открытый с одной стороны продолговатый барак.

Между второй и третьей находилось офицерское помещение, небольшой лазарет и всякие хозяйственные постройки. Далее, между 3‑й и 4‑й линейками были бараки наших «дядек», вестовых, барабанщиков, горнистов и прочих служителей и нижних чинов, обслуживавших наши нужды. Совсем, сзади нашего расположения была конюшня с нашими строевыми лошадьми, возраст которых во многих случаях на много превышал предельный срок браковки, но, несмотря на это, преданно и покорно исполняли свои нелегкие обязанности.