И вдруг радость ее иссякла. Торжество исчезло куда-то. Ей неожиданно почудился слабый крик, стон.
— Они пытают его! Они его пытают! — вскричала она, и недавние мечты о величии были забыты разом.
Ей показалось, будто перед нею снова предстал чернокудрый красавец-мальчик, но на этот раз окровавленный, трепещущий, безгласный. Он протягивал к ней руки и глазами, прекрасными, черными и печальными, молил о помощи.
— Я должна спасти его! Я должна спасти его во что бы то ни стало! — прошептала принцесса и стремительно выбежала из своей комнаты.
Какая тишина кругом!.. Какая зловещая, таинственная тишина!.. Все спят во дворце, и отец с матерью, и Карл, и дежурная свита. Только там, в далекой гардеробной брата, происходит что-то зловещее, роковое… Она знает, она чувствует это. Недаром сердце ее сжимается тупым, мучительным, холодным ужасом.
Вот и спальня отца и матери. Легкий храп доносится от ее двери. Надо миновать эти двери, чтобы никто ее не видел, и незамеченной добежать до темного перехода, примыкающего к сеням.
Принцесса Гедвига прибавила ходу. Вот она уже против спальни, сейчас минует ее плотно припертые двери и… Чья-то темная тень обрисовалась на стене в двух шагах от Гедвиги.
Девочка с трудом удержала в себе крик ужаса и, прижавшись к стене между двумя огромными шкапами, замерла на месте, стараясь ничем не выказать своего присутствия.
Перед Гедвигой, спиною к ней, крадучись, двигался высокий человек в военном кафтане. Принцесса разом узнала эту спину и эту фигуру. Это адъютант фельдмаршала Миниха, полковник Манштейн приближался к дверям спальни ее родителей. Узнав его, девочка немного успокоилась, но не надолго. Неожиданное появление его в эту пору во внутренних апартаментах дворца не сулило ничего хорошего. Гедвига задрожала снова. Ее взгляд с жадностью следил за каждым движением офицера. Манштейн, между тем, сделав еще несколько шагов, вынул саблю из ножен, стремительно вбежал в спальню и громким голосом произнес над самым ухом регента:
— Проснитесь, герцог! Именем его императорского величества я арестую вас!
Гедвига, еле веря глазам, стояла с расширенным от ужаса глазами, не смея тронуться с места. Она видела, как вскочил ее отец, как удивленно открылись его большие глаза.
Потом она услышала новую фразу полковника: «Я арестую вас!..» — и увидела, как герцог бросился под кровать, заметив обнаженную шпагу.
В эту минуту проснулась герцогиня и огласила пронзительным визгом покои Летнего дворца. Гедвига, не помня себя, хотела бежать на помощь, но целая толпа вооруженных солдат, ворвавшихся в спальню, оттеснила принцессу.
Гедвига теперь ничего не могла видеть, что происходило там за их широкими спинами. Она слышала только визг матери, громкую ругань отца, потом какую-то возню и тяжелые глухие удары. Кого-то повалили на пол и били, били без конца…
Потом она увидела, как четверо солдат пронесли закутанного в солдатскую шинель человека. Она увидела избитое, окровавленное лицо, лицо когда-то надменное и исполненное величия власти, и голые ноги, беспомощно торчавшие из-под шинели… Потом мимо нее пробежала ее мать, в одной сорочке, босая, с безумно вытаращенными глазами, с дикими криками, оглашающими дом.
Пронесли связанного принца Петра и его рыжего служителя, помощника по розыскам ее отца, Берга. Пронесли плакавшего навзрыд принца Карла. Все это видела своими глазами обезумевшая от страха девочка и разом поняла все…
«Ее родных арестовали… подвергнут пыткам и казни… Это ясно, как день… Арестуют и ее… и казнят как дочь человека, сумевшего заставить проклинать и ненавидеть себя за его десятилетнее пребывание в России. Сейчас найдут ее… откроют ее убежище, свяжут, возьмут, подвергнут пытке».
Думы Гедвиги прервали быстрые шаги по коридору и чей-то голос, произносивший ее имя.
«Что это? Кто это может звать ее теперь? Кто вспомнил о ней в эту ужасную минуту?» — подумала девочка.
— Принцесса Гедвига, вы здесь! — раздался знакомый голос.
Подняв глаза, она увидела перед собою хорошо знакомое лицо, черные кудри и ласковые глаза, глядевшие на нее с сочувствием и печалью.
— Принцесса, как я счастлив найти вас! — прозвучал милый молодой голос у ее уха, — я спасу вас, я помогу вам, ваша светлость, скрыться во дворце цесаревны… Там вас полюбят как родную… Мы вымолим вам прощение у правительницы, и вы снова будете счастливы, ваша светлость! Бежим же, бежим скорее, пока есть время!
И он схватил ее за руку и увлекал за собою.
Гедвига вся поддалась обаянию пылкой детской речи юноши-пажа. Да, да! Бежать скорее! Уйти из этого ада, во что бы то ни стало уйти! Она еще молода! Она хочет жить и радоваться. Ей ведь четырнадцать лет только, и она еще не знала счастья… Там, во дворце ласковой Елизаветы, о доброте которой так часто ей приходилось слышать, вместе с этим милым мальчиком она забудет былые невзгоды, попреки отца, злые выходки братьев… Там над нею никто не будет смеяться!.. Только скорее, скорее вон отсюда, пока не появились снова эти ужасные солдаты!
Но вдруг жгучая мучительная мысль пронзила ей мозг: «Как? Она оставит свою семью в эту роковую минуту? Она умела широко пользоваться всеми благами, доставленными ей ее отцом, а теперь, когда он из всемогущего государя-регента превратился в жалкого, избитого своими же подчиненными, арестанта, оставить его и свою несчастную семью?! Нет, она, горбунья Гедвига, не способна поступить так. Каков бы ни был с нею раньше отец, — он ее отец, и она должна разделить его долю. Прочь же, прочь обольстительный призрак будущего счастья! Не ей веселиться и пользоваться свободной радостной жизнью, когда ее семья идет на дыбу, на пытку, на казнь! Что бы ни было, она разделит их участь. Она забудет все зло, причиненное ей, она должна помнить одно: она дочь и сестра и обязана разделить горькую участь ее близких!»
