Паж цесаревны - [15]

— Мой верный Лесток, сам Бог посылает вас ко мне на помощь, и вас, ребята! — крикнул юноша-охотник. — Таврило Извольский, — вызвал он затем из толпы рыжего охотника-стремянного, — позаботься об этой покойнице. Тебе поручаю ее. Сделайте носилки и доставьте ее в слободскую церковь. А ты, Алексей Яковлевич, пойди сюда, — поманил он молодого прапорщика, при первом же звуке этого бархатного голоса соскочившего с коня.

— Не узнаешь разве? — и юноша-охотник выставил вперед Андрюшу перед изумленным взором прапорщика.

Тот окинул взором крохотную фигурку и, полный изумления, граничившего почти с испугом, вскрикнул:

— Маленький Долинский! Мой крестник!

— Крестненький! — послышался звонкий ответ, и Андрюша со всех ног кинулся в широко раскрывшиеся ему объятия. Крепко поцеловав своего крестника, Алексей Яковлевич Шубин, исполненный волнения, кинулся было к матери, но чья-то нежная рука легла на его плечо.

— Там все кончено, Алеша, — послышался над ним голос юноши-охотника. — Ей ничем не поможешь уже… Позаботься теперь о ребенке. Мальчик умен и хорош, как картинка. Я хочу сделать его моим пажем.

— Воля Вашего Высочества для меня священна, — произнес Шубин и, подхватив на руки ребенка, понес его к своему коню.

— Стой! Куда ты меня несешь от матушки и ласкового дяди, крестненький? — тревожно вырвалось из груди Андрюши.

— Не бойся, милый! Твою маму привезут следом за нами.

— А ласковый дядя? Он тоже поедет со мной? Он ведь обещал проводить меня к самой царь-девице… Подожди его!

Голос малютки достиг ушей юноши-охотника. Он оглянулся, быстрыми шагами приблизился к Шубину и, протянув руки к находившемуся в его объятиях Андрюше, произнес чуть слышно:

— Бедный малютка! Клянусь, я заменю тебе отныне тех, кого ты потерял по воле злодеев.

И потом, быстрым движением, с ласковым возгласом добавил, срывая шапку с головы:

— Андрюша! Милый! Ты не узнаешь меня разве?

От этого движения тяжелая русая с золотым отливом коса скользнула с головы и мягкими волнами заструилась вдоль зеленого кафтана юноши. Синие глаза лучисто засияли навстречу глазам ребенка. Румяные уста улыбались, нежной, кроткой девичьей улыбкой.

Темные глаза Андрюши широко, изумленно раскрылись. Несколько секунд растерянно мигали черные ресницы. Вдруг вдохновенная улыбка озарила вспыхнувшее личико ребенка.

— Да, да, я узнаю тебя! Ты царь-девица из маминой сказки! — вскричал он и изо всех сил рванулся навстречу прекрасному видению.

Глава XI Добрый гений Покровского

Октябрьский день клонился к вечеру. Во многих избах Покровской слободы зажглись лучины, засветились огоньки, прорвавшие темноту ранних осенних сумерек. Круглолицый месяц выплыл из-за темного облака и озарил тихим причудливым светом и тесноватые, крепкие избы, и широкую слободскую улицу, и окруженный тыном цесаревнин дворец.

В 1730 году юная, восемнадцатилетняя дочь Петра I и Екатерины поселилась здесь, в своей родной слободе. И прежде, в царствование малолетнего царя Петра II, своего племянника, она наезжала сюда. Здесь она отдыхала от придворных затей, балов, «машкарадов» да пиров охотничьих, до которых юный царь был большой охотник. А как скончался юный император, и вступила на престол бывшая герцогиня Курляндская, да начались интриги да подкапывания не в меру рьяных слуг новой государыни под нее, цесаревну, Елизавета удалилась в свою подмосковную вотчину, Покровскую слободу, проживая то в ней, то делая из нее наезды в другое свое владение, село Александровское.

Здесь, вдали от шумной придворной жизни, мирно да тихо протекала жизнь цесаревны. Когда императрица, уговоренная Минихом и другими вельможами из сотрудников покойного царя-преобразователя и горячими его сторонниками, согласилась для блага правления переехать всем двором из Москвы в Петербург, одна цесаревна не последовала за шумной свитой государыни. Она осталась в Покровском, зная, что ретивые приспешники уже успели вооружить против нее императрицу своими наговорами и возбудили незаслуженный гнев Анны Иоанновны к ее сопернице по праву на русский престол. Поселившись в Покровском, красавица-цесаревна и не думала, однако, о своем праве быть русской царицей. Она вся ушла в веселые деревенские развлечения. В летнюю пору она собирала крестьянских девушек на широкий слободской луг и водила с ними бесконечные хороводы, запевая своим дивным голосом ею самою сочиненные песни. Зимою же устраивала катания с гор по широкой слободской улице с теми же девушками и парнями, молодыми слобожанами, готовыми в огонь и в воду идти за ласковую царевну. А осенью, в сопровождении своего неизменного гвардейского прапорщика Семенозского полка Алексея Шубина, врача или лейб-хирурга, горячо преданного цесаревне, Армана или Германа Лестока, да любимого стремянного, Гаврилы Издольского, ездила на охоту, то на псовую, то на соколиную, сообразно своему желанию, но всегда успешную и веселую, как сама царевна. В мужском костюме, смелая, ловкая, подвижная, похожая на красавца-мальчика в своих охотничьих шароварах и кафтане, она бесстрашно носилась по оврагам, по полям и болотам — прекрасная, смелая, молодая…