Паж цесаревны - [11]

Юлиана бросила быстрый взгляд на запор двери.

— Слава Богу! Замка нет, одна задвижка! Бог смилостивился над несчастным заключенным!

Христина в два прыжка очутилась у окна тюрьмы.

— Господин офицер, выходите, скорее, выходите! — прошептала она взволнованно, вперяя лихорадочно загоревшиеся глаза в темноту подземелья.

Бледное лицо узника снова показалось за решеткой.

— Благослови вас Бог, принцесса! — произнес Долинский, осеняя девочку крестным знамением.

В тот же момент щелкнула задвижка под быстрой рукой Юли, и торжествующая смуглянка распахнула дверцу.

— Выходите же! — прошептала она, радостно сияя глазами.

Лицо Юрия исчезло за решеткой и сейчас же появилось в крошечном пространстве дверцы, откуда Долинский вышел, согнувшись, и вслед за тем предстал взволнованный и потрясенный перед обеими подругами.

— Нет слов благодарить вас! — произнес он вздрагивающим голосом, — но имена ваши будут произноситься постоянно в моих горячих молитвах…

И он снова обратил признательный взор к Христине.

— Даст Бог, я еще послужу вам верой и правдой, ваша светлость! — произнес он тихо и с благоговением поцеловал протянутую ручку молодой принцессы. Потом горячо пожал руку ее фрейлины и, перепрыгнув высокий забор «тайного» дворика, быстро зашагал по набережной, с трудом удерживая охватившее его безумное волнение.

Девочки снова старательно заперли роковую дверцу, придвинули к ней ящик, наполнили его гвоздями и рухлядью и незаметно выскользнули со двора.

Это было как раз вовремя, потому что по дороге к страшному дому ехала коляска с самим сиятельным Бироном, очевидно, пожелавшим лично присутствовать при розыске. За коляскою Бирона, в другой коляске, скакал во всю прыть генерал Ушаков со своим помощником и Никитою Юрьевичем Трубецким, генерал-прокурором того времени.

Вот они направились к «тайному» домику.

— Ха, ха, ха, ха! — весело расхохоталась Юлиана, когда промчавшиеся мимо них экипажи скрылись за поворотом летнего дворца.

— Что ты? — удивилась Христина. — Чему ты смеешься?

— Нет! Нет, ты только вообрази, с каким длинным носом отъедет милейший граф Бирон, не найдя преступника на его месте! Ха, ха, ха, ха! Ах, как бы мне хотелось посмотреть на него хоть в щелочку!.. А генерал-прокурор?.. Ведь никому в голову не придет способ исчезновения. Ведь ключ хранится-то у самого страшного Ушакова! И солдат нельзя под ответ подвести! Все на месте. Я убеждена, что все припишут вмешательству злого духа и дьявольского наваждения! Ха, ха! ха! — с громким хохотом говорила Юлиана, но вдруг разом умолкла и притихла. В двух шагах от девочек очутилась рассерженная донельзя их таинственным исчезновением госпожа Адеркас.

Глава IX Темною ночью — черным лесом

Черная непроходимая глушь со всех сторон, куда ни кинешь взор. Правда, лес поредел. Костлявая рука осени сорвала пышный зеленокудрый убор с кустов и деревьев, но деревья и кусты так плотно жмутся друг к другу, что делают затруднительным путь. А скрестившиеся ветки образуют чащу, в которой жутко и темно кажется даже в яркий летний полдень, а осенним октябрьским вечером и совсем страшно одинокому путнику, забредшему в эту глушь.

Лес спереди, лес сзади, лес со всех сторон…

Худенькая, маленькая, сгорбленная странница с котомкой за плечами одиноко бредет по лесной тропинке, опираясь на посох. С нею рядом шагает крошечная фигурка шестилетнего мальчика.

Странница эта — Наталья Дмитриевна Долинская. Крошечная фигурка, придерживающаяся за ее юбку, — Андрюша.

Вот уже более трех недель длится их путешествие. Ушли, когда еще было теплое и солнечное бабье лето, а теперь совсем осень на дворе установилась. Под самым Петербургом примкнули они к партии богомольцев, направлявшихся в Лавру под Троицу. Но вскоре пришлось отстать. Успеть за богомольцами слабой и болезненной Наталье Дмитриевне было не под силу. К тому же она простудилась дорогой, приходилось заходить в крестьянские избы ночевать, чтобы не дрожать на ночном воздухе, а богомольцы торопились. И вот снова мать с сыном очутились одинокими путниками.

Наталья Дмитриевна изнемогала. Кашель, усталость, невыносимая боль в груди, а пуще всего страшная томительная неизвестность о дорогом человеке — все это подрывало силы молодой женщины. А тут еще крошка Андрюша не мог идти. Поневоле приходилось его нести на руках большую часть дороги. Кое-где им удавалось, правда, подрядить телегу, едущую обратно с ярмарки из какого-нибудь города. Возница, проникнутый сожалением к молодой богомолке (как называла себя Наталья Долинская) и ее крошечному сынишке, сажал их к себе и подвозил немного.

Малютка Андрюша еще мало понимал всю опасность подобного пути. Напротив, долгое путешествие развлекало и забавляло мальчика, а ночлеги в курных избах и бесконечная прогулка по лесу, где на каждом шагу попадались и грибы, и красные ягоды брусники, доставляли ему огромное удовольствие. Он даже об отце не часто спрашивал. Матушка сказала ему, что скоро вернутся они к нему в Питер и что идут они к ласковой царевне, которую мальчик не иначе представляет себе, как царь-девицей из маминой сказки. И любо ему было увидеть воочию сказочную царевну. «Она, наверное, прикажет освободить батюшку, — думает Андрюша, — и сделает его генералом. Она ведь царевна. Ах, вот славно бы было!» Лучшей доли, как быть генералом, Андрюша и не знает. Генерал все может. К самой царевне может прийти и все у нее попросить, чего душе угодно. Одно только странно Андрюше: почему матушка в платочке и няниной кофте одета и на ночлегах не иначе себя как дворовой женщиной господ Щекиных называет и говорит, что они идут на богомолье в Лавру. Какое же богомолье — когда они прямо к царь-девице идут?