Павлинья гордость - [5]

В детстве я олицетворяла времена года с различными церковными псалмами. Но больше всего любила Пасху, когда расцветали белые и желтые цветы, наступала весна и близилось лето.

Мириам украшала собор к празднику, и аббат помогал ей. Они, должно быть, говорили о невозможности пожениться и ругали бедность. Мне всегда хотелось подсказать им, что простые люди, имевшие значительно меньше, все же выглядели счастливыми. Во всяком случае, на Пасху церковь становилась особенно нарядной. Семейству Клейверинг было отведено почетное место. Мы занимали два передних ряда и, согласно былым привилегиям, входили через отдельную дверь. В этот момент матушка скорее всего чувствовала себя, как в «добрые старые времена». Именно поэтому она и любила посещать собор.

В Пасхальное воскресенье мы всегда ходили на церковное кладбище и относили цветы на могилы умерших. И здесь опять наш род выглядел самым именитым: великолепные надгробья и статуи украшали места захоронения предков. Матушка злилась, что ее памятник не будет столь величественным, потому что деньги семьи ушли на оплату карточных долгов.

В то Пасхальное воскресенье мне исполнилось шестнадцать. Кончалось детство. Интересно, что уготовит будущее? Не хотелось состариться в замке Дауэр, как Мириам. Ей исполнился тридцать один год, а замужество с аббатом еще находилось в туманной перспективе.

Служба была красивой, а ее тема – интересной: «Благодарите Господа за то, что он дал». Мне показалось, что слова Всемогущего предназначались специально для Клейверингов, и Джаспер Грей намеренно заговорил об этом. Он словно напоминал семье, что Дауэр – отличный дом и кажется великолепным жилищем тем, кто никогда не обитал в Оуклэнд Холле. Видимо, аббату хотелось жениться на Мириам и пожелать того же Ксавьеру с леди Кларой. Возможно, он напоминал, что отцу пора забыть о прошлых прегрешениях, а матери – смириться и радоваться жизни.

Я же была вполне счастлива, и только некоторые неясности омрачали мое существование. Мне больше всего хотелось быть любимой. Я представляла, как вспыхивают чьи-то глаза в момент моего появления, как люди искренне беспокоятся за мою судьбу и не считают вынужденные издержки проявлением невоспитанности и хамства.

– Господи, – молила я, – пусть меня кто-нибудь полюбит.

Сказав эти слова, я рассмеялась, поймав себя на том, что приказываю Богу так же, как матушка.

Потом мы отправились на кладбище. Я несла корзинку с фиалками. Мы набрали воды и поставили цветы в вазы дедушке, который начал разбазаривать семейное состояние, бабушке, брату и сестре отца. Было сложно обойти все могилы, хотя я любила бродить среди них и читать надписи на надгробьях.

Вот похоронен Джон Клейверинг, погибший в битве при Престоне в 1648 году, защищая короля. Другой предок, Джеймс, пал смертью храбрых при Малплакете, а третий, Гарольд, – при Трафальгаре. Во все времена наша семья славилась храбрыми воинами.

– Пошли отсюда, Джессика, – сказала мама. – У тебя какая-то необъяснимая страсть к смертям.

В этот момент я дралась при Трафальгаре и с неохотой вернулась в Дауэр, чтобы позднее отправиться через сад к ручью. И тогда я все равно думала о давно умерших Клейверингах, отдавших свои жизни за родину. Наш род делал историю, и я гордилась этим.

Шагая вдоль ручья, я направилась к пастбищам, начинавшимся с целого акра необработанной, покрытой сорняками земли. Сюда редко приходили люди.

Внезапно я заметила букетик фиалок, перевязанный белой ленточкой, и остановилась, чтобы поднять его. Раздвинув траву, я различила небольшой холмик в шесть футов длиной. Похоже на могилу.

Но откуда она здесь? Однако посещение кладбища навело меня именно на эту мысль. Став на колени, я наклонилась ниже. То была действительно могилка, и кто-то заботливо положил на нее букетик фиалок, вспомнив о Пасхальном воскресенье.

Кто похоронен в таком забытом Богом месте? Я отправилась к ручью, постоянно размышляя об этом.

Вернувшись домой, сразу же натолкнулась на Мэдди, ставшую горничной, так как я уже не нуждалась в няне. Она сортировала белье.

– Мэдди, я видела сегодня могилу.

– Неудивительно, Пасхальное воскресенье.

– Не на кладбище, а за садом.

Она отвернулась, но лицо исказила гримаса ужаса. Значит, няня знала, кто там похоронен.

– Чья это могилка? – настаивала я.

– Почему вы меня об этом спрашиваете?

– Но ведь ты знаешь.

– Мисс Джессика, перестаньте меня допрашивать. Вы слишком любопытны.

– Естественный интерес к знаниям.

– Вы просто везде суете свой нос и слишком надоедливы.

– Почему мне нельзя знать, кто там похоронен?

– Кто там похоронен? – передразнила она меня.

Но Мэдди выдала себя, рассмеявшись слишком фальшиво.

– Там оставили маленький букет фиалок, кто-то принес его в Пасхальное воскресенье.

– Неужели, – тупо произнесла она.

– Может, кто-то похоронил любимую собаку?

– Все возможно, – с облегчением вздохнула няня.

– Но тогда могила была бы меньше. Наверное, там похоронили человека… Очень давно. Но его до сих пор помнят. Приятно, когда люди не забывают близких и относят им цветы.

– Мисс Джессика, не крутитесь у меня под ногами!

Мэдди убежала, унося стопку простынь. Она сильно покраснела и с головой выдала себя. Няня точно знает имя человека, покоящегося там, но говорить не хочет.