Павленков - [11]

Нельзя не сознаться, что читать подобные строки очень грустно, замечает Павленков, но едва ли можно назвать их несправедливыми? Всякий согласится, что это чистейшая правда, но несомненно также и то, что лица, выступающие вперед единственно из сознания своего долга, заслуживают лучшей участи и что не они должны быть понижены до общества, а общество возвышено до них. А для этого необходимо дать их вполне полезным и достойным уважения стремлениям законный и верный исход.

Возвращаясь к судам общества офицеров, Павленков предлагает, чтобы положение о них было дополнено целым рядом условий, гарантирующих возможность отстаивать позицию честного человека против тех, кто стремится ее попирать любыми средствами. Все спорные вопросы, возникающие в военных хозяйственных учреждениях, следует передавать не на усмотрение ближайшего местного начальства, а избирать в качестве арбитра постороннее звено, а именно центральные офицерские суды. Важно предоставить человеку, не поддержанному судом общества офицеров, право апеллирования в вышестоящую инстанцию, которой опять же должны стать вновь образуемые центральные офицерские суды, которые бы имели кассационное значение. Другими словами, в их правах жалобу на решение суда общества офицеров или оставить без последствий, что равнозначно вступлению приговора в силу, или уважить, то есть приговор отменить и дело передать на вторичное рассмотрение другому суду. Такие суды кассацией несправедливых решений, убежден Павленков, «постоянно бы вносили в затхлые части наших войск свежую струю разумных взглядов и были бы будильниками для тех слабых личностей», которые, попавши в общий водоворот узкого и ограниченного понимания вещей, не имеют силы бороться и принуждены бывают поневоле уступать требованиям большинства. Безапелляционность же приговоров суда общества офицеров послужила бы причиной если не понижения, то сильного застоя нравственных и умственных сил военного сословия. Между офицерами водворился бы полнейший деспотизм кружка над лицом.

Какой-то мудрый человек заметил, что всегда в памяти окружающих остается мысль, высказанная в самый последний момент. Что ж, возможно, он и прав. Во избежание недоразумений, чтобы кому-либо не показались его мысли претензией на изложение собственных манифестов, в конце брошюры Павленков вновь подчеркивает, что это всего лишь рассуждения по поводу толкования одного из действующих нормативных документов, его усовершенствования. Не более того…

«В заключение, — пишет издатель, — мы позволим себе обратиться к гг. офицерам с просьбой сообщить нам письменно о более или менее интересных фактах, возникающих из приложения офицерских судов к практике. Адрес нижеследующий: в типографию, на улицу Малой Мещанской и Столярного переулка, для передачи Флорентию Федоровичу Павленкову. Всякое сообщение будет принято нами с живейшею благодарностью».

Этот прием общения с читателем, выяснения его мнения, его запросов Павленков будет применять постоянно на протяжении всего периода издательской деятельности.

Летом 1865 года Флорентий Павленков, которого к тому времени, несмотря на следственные комиссии, произвели уже в поручики, вновь заявил претензию на инспекторском смотре с жалобой на командира арсенала, не допускавшего его к извлечению из дел арсенала сведений, относящихся до производимого следствия, и устранившего его от исполнения каких-либо служебных обязанностей. Последствием этой жалобы, вспоминает В. Черкасов, было распоряжение начальства отправить Павленкова обратно в Брянск и выдержать его в течение двух недель под арестом.

ВЫБОР ДЕЛА ЖИЗНИ

Итак, за разоблачение откровенного мошенничества мне благосклонно уготована участь проводить время на гауптвахте в Брянском арсенале… Что же дальше? Можно ли после всего пережитого связывать свою судьбу с военной службой? Скорее всего, для таких беспокойных людей, как я, военная служба противопоказана. При существующих порядках вряд ли там представится возможность реализовать себя. Это теперь ясно. Тешить себя надеждами бесполезно. Значит, предстоит порывать с артиллерийским ведомством. Порывать окончательно и без колебаний.

Что если попробовать силы на педагогической работе? Тем более, подвернулся, кажется, весьма приемлемый вариант: при 2-й С.-Петербургской военной гимназии как раз учреждаются педагогические курсы.

Попытал счастье, подал прошение, но безуспешно. Заявление якобы подано с опозданием… И тогда у Флорентия Павленкова созревает решение: издание книг — вот, очевидно, то подлинное его призвание, вот где можно на деле осуществить мечту Писарева — работать во имя пользы народной.

Возможно, причиной того, что молодого Павленкова увлекло издательское дело, послужил опыт работы над подготовкой «Собрания формул для фотографии Е. Бертрана», брошюры «Наши офицерские суды», а также выходящего именно в те дни переводного «Полного курса физики» А. Гано. Трудно сказать, что сыграло решающую роль.

В конце 1865 года Флорентий Павленков приезжает в Санкт-Петербург. Ему тут же приходится включаться в жесткий производственный процесс, ибо своевременный выход «Физики» Гано мог бы сорваться. К этому времени из трех намеченных выпусков книги читатели получили лишь половину. Важно было обеспечить бесперебойное поступление заказанных в Париже рисунков, без задержки улаживать все возникающие вопросы в типографии. Флорентий с головой окунулся во все эти хлопоты, работал энергично, с увлечением. И возникшее ранее решение об увольнении со службы укрепляется: он должен уйти в отставку. Книгоиздательство отныне становится главной целью его жизни.