Паутина тьмы - [6]

Кейн поразмыслил некоторое время.

– Да, потому что ты не доверял ему, и у тебя были для этого основания. Стоило Арбасу застать тебя одного, и он убил бы тебя без малейших сожалений ради твоего кошелька – если бы я не велел ему привести тебя сюда. Любопытство с моей стороны. Мой друг Биндофф сказал мне, что ты младший отпрыск обедневшей товносианской дворянской семьи, человек сомнительной честности, но, по общему мнению, довольно ловкий – и что ты пришел к нему с весьма любопытными рекомендациями и спросил, где найти меня.

Так что ты оправдан, но не прощен. Учитывая, что в Южной Лартроксии каждая добрая душа жаждет моей крови, я не могу рисковать. Твой приход сюда был риском; твой приход с сопровождением – еще большим риском. Может быть, этой ночью мне сопутствует удача, так как я не обнаружил никаких признаков, свидетельствующих о том, что за твоим другом следили. Во всяком случае, мне пришлось ждать под дождем довольно долго, чтобы убедиться, что за ним никто не следит. Понимаешь, я тоже не доверяю тебе, Имель. Так что я ждал снаружи на скалах в стороне от тропы. Проследил, как ты и Арбас прошли, и потом встретил твоего друга. Боюсь, я его очень испугал. Зато у него было любопытное колечко.

С обманчивой небрежностью он бросил кольцо в кучу всякой всячины, добытой из гробниц. Он сделал знак разочарованному убийце отпустить товносианца и спросил:

– Еще раз. Что у тебя за дело?

Когда Арбас убрал клинок, Имель медленно выдохнул. Струйки пота, стекавшие с лица, жгли алую линию на горле. Его шея горела в том месте, где ее обожгло дыхание убийцы. Собираясь с мыслями с усилием, от которого, он знал, зависит его жизнь, Имель начал:

– Я послан сюда человеком, которому нужны твои услуги и который охотно заплатит за них по-королевски.

– На самом деле? Несколько туманно. Все-таки будь поточнее. Как мне заплатят?

– Богатством, властью, положением – может быть, королевством.

– Ты меня заинтересовал. А теперь в подробностях. Особенно в отношении моих «услуг», как ты это назвал.

– Конечно. Но для начала, что ты знаешь о делах Товносианской империи?

– О ее текущих делах – немного. Я уже несколько лет не был на островах.

– В этом случае, прости, но мне придется начать с довольно длинной истории, чтобы объяснить мое задание.

– Если я найду ее интересной, – пробормотал Кейн и затем приглушенно воскликнул: – Нет, вы только посмотрите! – Злобно попискивающий жук подбежал к столу и уверенно направился к мигающему фонарю. Кейн подхватил большущего скарабея и зачарованно наблюдал, как тот переползает с одной руки на другую. – Посланец от мертвых. Они любят прятаться в гниющих черепах.– Он взглянул на напряженное лицо Имеля. – Вперед. Я слушаю.

РАССКАЗ ИМЕЛЯ

Неистен Мариль правит ныне как монарх Товноса, этот трон дает ему также титул императора Товносианской империи – островной федерации к югу и востоку от Лартроксианского берега, за Средним морем. Как тебе, наверное, известно, империя возникла два столетия назад на этом архипелаге из восьми крупных островов, каждый площадью от двух до трех тысяч квадратных миль, примерно дюжины меньших островов и бесчисленных клочков земли, слишком мелких, чтобы о них говорить. Как самый большой и могущественный остров, Товнос был центром почти все время существования империи, и Неистен Мариль – потомок рода, долго дававшего сильных и искусных правителей.

Когда его отец, Неистен Сирром, умер, на трон был еще один потенциальный претендент – старший сводный брат Неистена Мариля, Лейан, внебрачный сын Неистена Сиррома и обольстительной дворянки из Тресли. Поскольку Лейан был незаконным сыном, он не носил династического имени и не имел шансов на престол – разве если Мариль умрет, не оставив сына-наследника. Поэтому он был в смятении, когда его младший брат рано женился на своей дальней родственнице из Кварноры и она вскоре понесла.

Молодая жена подарила ему дочь по имени М'Кори и вскоре снова понесла. Но когда время разрешения от бремени уже приближалось, она заболела и умерла, не родив ребенка. Ходили слухи, что ее отравил Лейан, чтобы она не дала наследника, но она всегда была болезненной, и, вероятно, вынашивание двух детей подряд оказалось большей нагрузкой, чем она могла выдержать.

В течение нескольких месяцев после этого Мариль был неприступен, его душу раздирали противоречивые чувства. Одним была дикая ярость от разочарования – ибо он лично рассек ее утробу и извлек сына, которому не хватило всего нескольких недель, чтобы появиться на свет. Но он глубоко любил ее, и его ярость превращалась в отчаяние, его мучило чувство вины за то, что он слишком настойчиво заставлял свою молодую жену подарить ему сына. Время потихоньку исцелило муки, разрывавшие его душу, но он стал суровым, не ведающим любви человеком с характером, который и прежде не был мягок, а теперь стал еще хуже. Казалось, он изгоняет все мысли о прошлой или будущей женитьбе; его дочь М'Кори страдала от отцовского пренебрежения. О ней заботился Лейан – не из жалости, но потому что у него было двое сыновей, Лагес и Роже, он лелеял мысль о женитьбе одного из них на М'Кори и хотел таким образом обеспечить престол для своего рода, если не для себя самого.