Паутина - [5]

А эта их школа! Восемь лет потребовалось мне, чтобы понять: мы нужны ютам как наемники, мишени для чужих стрел. Нам они разрешают подставлять себя под наконечники и клинки, а себе оставляют право снимать пенки. Мы — мясо под лезвиями! Нам ложиться в грязь чужого мира за чужие интересы…

Больше тысячи выпусков ушло за паутинную границу. Многие ли из них вернулись назад? Где брат мой, где отец? Да как вообще мы с Ножем появились на свет, если отец жил с мамой Настей лишь во время краткосрочных отпусков? Мне было три года, когда я видел Крона в последний раз. Ушел он за паутинную границу и назад в тайгу не вернулся… Ах, Крон, Крон! Почему не сумел послать ютов к Матушке под подол? Ушел ты, Крон, и не оставил ничего, кроме смутного тепла — воспоминаний о крепких, но бережных мужских ладонях… А как выглядят ветераны сражений в Ютландии? Видел я одного — брата Ножа. Был он покрыт шрамами, словно сшит из кусков, и совсем ничего не помнил. Прожил после возвращения в родную Берестянку всего полтора года, и был трясущимся инвалидом в свои тридцать два.

Матушки! Какие же мы, лесичи, неразумные! Почему сразу не распознали ютов в голых и жалких существах с волчьими ушами и глазами без зрачков? Приютили, пригрели, радовались, когда те в уплату за доброту стали расплачиваться сперва золотым песком, а затем и денежками! Почему не возникло у нас презрения к этому нечистому золоту?

И почему его много, как у берегинь? Потому ли, что ребенку известно: золото у водяных женщин фальшивое. Копи его, сохраняй, все одно превратится русалочье золото в кучу опавших листьев. Не так ли и с ютским? За эту гнилую кучу купили нас всех… К Матушке ютов!

Лес Нов пролежал на холме до ночи. Выждал, пока по-настоящему вызвездит. А звезды в серпене крупные и падают, падают, перечеркивая небосклон.

С каждой звездой отлетает чья-то душа. Вот еще одного не стало, а вот сразу двух.

На закате из Дома выехали патрули, половина подсотни — пятьдесят человек во главе с подсотником и вымпел-вещуном по правую руку от начальства. От прочих стражников старший отличался голубой звездой, нацепленной на кольчугу. Нов знал, что по мере движения патрули разделятся на дюжины, те в свою очередь разобьются на тройки, и во главе каждой будет стоять ют-тройник. Кроме той, разумеется, которую возглавит дюжинник. Ни дюжинником, ни подсотником ют стать не мог, все-таки в давние годы князья были помудрей, подумали о том, что слишком-то больших должностей ютам давать не следует. Хотя патрульную службу все же

возглавлял ют — Гиль Ян.

Уже в сумерках подсотник, сопровождаемый вымпел-вещуном и сменившимися стражниками, вернулся в Дом. Вымпел-вещун носил такие же сапоги, кожаные штаны, льняную рубаху зеленого цвета и плащ, что и прочие патрульные. Лишь алый кружок с золотистым ястребиным крылом на правом плече говорил о его звании и должности. Но алое пятнышко на таком расстоянии, да еще и в сумерках не различишь. Поэтому Лес едва не попался. Глядел, раззявя рот, на голубую звезду подсотника, с восемью крошечными золотистыми звездочками дюжинников, совсем позабыв, что подсотника сопровождает вещун. Вещун — лучший телохранитель и розыскник из всех возможных, потому что за версту чует противника, но и он, похоже, расслабился. Батюшки-светы! Проехали патрули мимо холма с потерявшим бдительность отроком.

А в доме началась пьянка. Будто сам Переплут, бог пьянства динлинов, на пир явился. Юты ничем в Лесном княжестве не дорожили: золото для них — песок, прелая листва берегинь; люди — чучела для смазки клинков; меха собольи и горностаевы — прах; железо — ржавчина; самоцветы — слюда для окошек; любые сорта деревьев самых красных пород — не лучше опилок, но хмельной мед, медовуху и ягодные настойки ютанты глотали, будто сроду не видывали. Говорят, что могли перепить даже горынычей, хотя те в три горла глотали, а старшой ихний змей, говорят, даже задницей хлебать умел.

Была, правда, у Леса теория, что все съеденное и выпитое ютами отправляется прямиком в Ютландию. Так пошутил он в прошлом году, когда, ученики предпоследнего класса школы ютов подглядывали в окна, как на пиру, венчающем обучение, здоровенные выпускники падали под столы после третьей кружки, а преподаватели все пили и пили, опустошая одно серебряное ведро за другим. За шутку Нов получил тогда подзатыльник от классного надзирателя, потому и запомнил. Надзиратель был лесичем, и на пир допущен не был. А пока вместе с подопечными он подглядывал, как «заливает шары» надзиратель выпускного набора, и облизывался на сухую…

Сейчас в Доме шла пьянка, и Лес дождался, когда у стражников не осталось ни единой связной мысли. Тогда Нов осторожно спустился с холма и стал подкрадываться к Дому. У стены замер и попытался осмотреться с помощью своих задатков дальновидения. Увидел картинку Дома стражи изнутри и попробовал понять, как в него пробраться и откуда ждать опасности.

Лес увидел караулку — там храпела сменная стража; трапезную и оружейную — там мешались пьяные мысли многих патрульных; поварскую — там повара и поварята, обслуживавшие пир на трезвую голову, сейчас старались наверстать упущенное. Все это на первом этаже. На втором, как понял юный чародей, находились спальни — были они почти пусты: редкий страж сумел добраться до постели, — и ход наверх в сторожевую башенку. В башенке никого не было или, по крайней мере, не было лесичей — ни отголоска мыслей оттуда не долетало. Мог в башенке находиться ют, но приходилось рисковать. Вряд ли найдется трезвенник-ют, успокаивал себя Нов. Батюшки не приведи, чтобы оттуда заметили, как стану выводить лошадей.