Паутина - [2]
— Все, — выдохнул он и обессиленно повалился на землю, покрытую пожухлой, уже мертвой травой.
Но не успели двое отставших упасть рядом с кавказцем, как он уже отворачивал рукав своей шинели, чтобы посмотреть на циферблат часов. Было еще темно, и пришлось посветить фонариком.
— Уже пять, — сообщил сержант, — отдыхаем минуту, и дальше. Смотрите, не простудитесь, — заметил он тут же, и в голосе его прозвучала издевка. — Земля сырая, — добавил кавказец, чтобы несколько сгладить нечаянно высказанную им неприязнь к своим более слабым попутчикам.
— Спасибо, Паша, — с благодарностью ответил Василий.
Сержант переглянулся с Семеном — так звали крепыша.
— Точно, Павел. Если бы не ты… — Он не договорил, но всем было понятно, что имелось в виду.
Павел вскочил.
— Вставай, кацо, — обратился он к Семену, который продолжал лежать на боку с выставленным в сторону леса автоматом. Несколькими пружинистыми, почти беззвучными шагами Павел пересек прогалину и… как растворился в лесной чаще.
Василий вопросительно глянул на спутника. Тот почему-то снял автомат с предохранителя и только тогда шагнул к лесу. Василий постоял мгновение, как бы раздумывая, что же делать ему и, словно испугавшись чего-то, заспешил вслед за товарищем. У самой кромки леса, не рассчитав скорости, наткнулся на приятеля, и тут же был отброшен назад резким толчком Семенова плеча.
— Куда прешь? — прошипел тот, обернув к Василию искаженное лицо.
— Темень проклятая, — виновато бормотнул Василий.
Семен пригнулся, держа автомат нацеленным на лесную чащу.
— Как в омут упал.
А Павел, спрятавшись за стволом дерева, наблюдал за ними. Оба почти еще не нюхали пороху. Так случилось, что после первого же боя они оказались в резервной части, которую перебросили на Северный Кавказ, где они и встретились с Павлом. Он-то воевал с самого начала войны. Скоро их полк совершит марш-бросок и заменит на передовой под Орджоникидзе другой полк, который отведут в тыл на переформирование. Для Павла и его попутчиков все это осталось уже в безвозвратном прошлом, отрезанным от них не только километрами, которые лежали сейчас между ними и селением, где стояла их часть, но и неприязнью, которую они питали и к своему бывшему полку, и ко всему тому, что стояло за ним…
Павел негромко окликнул своих спутников, подождал, пока они подойдут.
Шли в том же порядке, что и раньше. Лес был негустой, не заваленный валежником. Кавказец легко скользил между деревьями, чутьем человека, привыкшего к лесу, угадывал препятствия, обходил их. Другие едва поспевали за ним.
— Может, чуть передохнем, — буркнул Семен.
Павел резко остановился, обернулся назад.
— Болван! — презрительно процедил он сквозь зубы. — Думаешь, особисты обрадовались, когда узнали, что трое дезертировали из полка?
— Им сейчас не до нас, — махнул рукой Семен. — У них и без того забот полон рот, и поважнее.
Павел отстранил рукой Василия в сторону и шагнул к Семену.
— Если ты еще когда-нибудь, — с расстановкой заговорил кавказец, — будешь таким дураком, я пристрелю тебя на месте. Ты меня понял?
Семен отшатнулся от надвинувшегося на него Павла. Кавказец еще несколько мгновений постоял, уставившись в лицо Семена полным холодной жестокости взглядом, а потом резко отвернулся и пошел вперед.
Руки Семена непроизвольно легли на автомат, палец сам нашел крючок. Дать бы сейчас очередь по этому самозваному командиру, но куда без него денешься в лесу, который совсем не знаешь. Черт с ним! Посмотрим, что будет дальше.
Василий стоял сбоку от тропы. Похоже было, что он догадался о мимолетном желании Семена пустить в ход автомат, иначе чего бы он держал свое оружие наготове.
— Не дури! — с угрозой в голосе прошептал Василий. — Павел правильно тебе сказал. Особисты это такой народ…
— Знаю сам, — грубо оборвал его Семен. — Одного мы с тобой поля ягоды теперь. Пошли!
За время своего знакомства Долгов и Маринин успели немало рассказать о себе друг другу, и эта откровенность помогла им сговориться и осуществить задуманное дезертирство. Теперь они свободны от войны, от страха перед возможной смертью на поле боя.
Спеша догнать Павла, которого они снова упустили из виду, Василий вдруг споткнулся и кубарем покатился вниз: не заметил крутого склона лесной балки.
— Учись, генацвале, ходить по лесу, — незлобиво посоветовал Павел, помогая Василию подняться на ноги. — И меньше болтай в дороге.
Постепенно начало сереть, наливаться тусклой промозглостью наступающего осеннего утра. Между кронами деревьев виднелась бледнота неуютного холодного неба. Изредка где-то наверху раздавалось карканье ворон. Потревоженные шагами человека неприятно шелестели листья, то и дело слабо потрескивали сухие сучья и ветви. Осенние лесные запахи, настоенные на многодневной сырости, казались особенно острыми и горькими.
Семен остановился на секунду, шумно втянул носом воздух. При этом по-бабьи широкое и пухлое лицо его с маленьким злым ртом и непропорционально ему крупным носом с шишкообразным кончиком выразило наслаждение.
— Так же пахнет, как и в наших российских лесах, — проговорил больше для себя чем для других Семен.
Павел между тем прикидывал про себя, не ошибся ли он, взяв этих с собой. Нет, одно дело, когда он придет к гитлеровцам, а они скоро прорвутся сюда, сам, другое — еще с двумя дезертирами. Да и втроем как-то увереннее себя чувствуешь. По крайней мере, пока они нужны, а потом жизнь покажет.
