Паутина - [118]
Патриция вдруг умолкла, и в ее молчании мне почудилась неловкость, словно до нее вдруг дошло, что она проговорилась о чем-то крайне важном.
— Ну, вот и все, — произнесла она нарочито деловым тоном, — что я о ней знаю. Надеюсь, это поможет вам.
Я поблагодарила ее, и мы распрощались. А потом я пошла на кухню и закурила, делая частые глубокие затяжки, словно с помощью самогипноза возвращала себя в реальность.
Поразительно, как неразборчивая картина стала вдруг совершенно ясной и понятной после телефонного разговора с Патрицией Маккензи. Я бы даже сказала — слишком понятной. Я сидела на кухне, залитой солнечным светом, стараясь вникнуть в суть отношений Ребекки с приемным отцом, казавшихся мне в полном смысле слова трагедийными. Два человека, испуганных и невообразимо одиноких, стараются показать окружающим, как они счастливы, сознавая, что эта иллюзия никогда не превратится в реальность. Два человека, у которых не было ровным счетом ничего общего, кроме полного одиночества…
Однако что-то еще брезжило в глубине сознания, какое-то неясное смятение, которое с минуты на минуту становилось сильнее. Мне казалось, что я упустила из виду что-то очень важное, а потом спохватилась — но не могла решить, что именно это могло быть. Я пыталась сосредоточиться, но ответ ускользал, как решение трудной задачи. В итоге я больше ни о чем не могла думать — сейчас самым главным было сформулировать, что же я упустила.
И ответ пришел. Увядшая женщина средних лет, которая четыре месяца назад приветствовала нас на пороге своего дома серым промозглым мартовским днем…
— Вас действительно заинтересовал этот дом? — спросила она, и в ее голосе звучала не надежда агента по продаже недвижимости, а с трудом скрываемое отчаяние. — Места здесь замечательные…
Невообразимо, фантастически низкая цена за такой дом — сущий подарок для молодой семьи. Такое предложение возможно, только если ты стремишься продать дом как можно быстрее. Только если необходимо как можно быстрее получить деньги, чтобы перебраться в другое место…
Но у Ребекки не было нужды в деньгах. Она могла переехать куда угодно, поручив агенту без спешки продать дом за более внушительную сумму. Ведь в двадцать два года Ребекка Фишер освободилась из заключения, имея в банке более миллиона фунтов.
Может, к тому времени она уже все потратила? Нет, исключено. Не стала бы Ребекка Фишер, какой она жила в моих представлениях, швыряться деньгами, выйдя через двенадцать лет из тюрьмы на свободу. Такое иногда случается со счастливчиками, выигравшими в лотерею, время от времени газеты пишут о том, как спускаются подобные суммы даже и за более короткое время…
Но я была больше чем уверена, что с Ребеккой такое случиться не могло. Практичная, очень осторожная, обладающая к тому же обостренным чувством самосохранения, она наверняка понимала, что ей надо вести себя тихо и неприметно. Я силилась представить себе ее тратящей тысячи фунтов в элитных бутиках на глазах у удивленных продавцов и покупателей. Их взгляды неизбежно останавливались бы на ее лице, затем внимание привлек бы ее возраст, ее северный акцент… «Она отлично понимала, как сильно ненавидят ее окружающие, — вспомнила я слова Патриции Маккензи. — Если бы после освобождения ее опознали, для нее это стало бы настоящей бедой…»
У меня в голове снова все перемешалось, и то, что казалось незыблемо верным, вдруг стало сомнительным. Действительно ли Ребекка Фишер и Джералдина Хьюз — одно и то же лицо? В памяти всплыли другие слова Патриции Маккензи: «Конечно, она очень сильно изменилась с того времени, когда были сделаны те знаменитые снимки, что появились в газетах, но…» И Патриция оборвала себя, будто поняв, что сказала то, чего говорить не следовало.
Однако сходство Джералдины Хьюз с десятилетней Ребеккой на снимке действительно было заметно. Не настолько явное, чтобы бросаться в глаза, но если вам известно, что перед вами Ребекка, то сходство несомненно. Маленькая, изящная голубоглазая блондинка с тонкими чертами лица, а любые изменения легко объяснить влиянием времени. Да и кто в сорок три года выглядит так же, как в десять?
Она, разумеется, могла измениться и после освобождения. Возможно, в тюрьме она набрала лишний вес, а на свободе снова похудела. Или, например, в тюрьме красила волосы, а затем вернула им естественный цвет. Все, внушала я себе, все возможно…
Вполне логично. Единственная проблема — что я сама себе не верила. Если внешность Ребекки изменилась, то в ее интересах было сохранить перемены. Даже если для этого пришлось бы безостановочно жевать, набирая вес, и всю оставшуюся жизнь красить волосы в уродующий ее цвет. Для скандально известных людей — а именно такой и была Ребекка — анонимность имеет первостепенное значение. И возможность опознания для них страшнее всего.
Ребекка была богатой женщиной — и выглядела совсем не так, как на фотографии.
Джералдина отчаянно нуждалась в деньгах — и у нее было несомненное сходство с фотографией.
