Паутина чужих желаний - [52]

Развлечение это наскучило мне ближе к вечеру. Даже не то чтобы наскучило, просто от бесчисленных пакетов, коробок и коробочек у меня отрывались руки. Пришло время возвращаться в родные пенаты. На такси, между прочим, потому как со всем этим богатством в общественный транспорт мне было не впихнуться. Да бог с ним, с такси, снаряд в одну воронку дважды не падает! Прорвемся!

Я прорвалась! Домчалась до дома с ветерком, выволокла из багажника такси свое барахлишко и на полусогнутых от усталости ногах поползла к парадному входу. На сей раз на пороге меня никто не ждал, и даже не нашлось того, кто помог бы донести сумки до комнаты. Но оно и к лучшему, не нужен мне сейчас никто, сама справлюсь.

Окно оказалось вымыто, на раме не осталось ни следа от недавней паутины. Это радовало, хотя надежды на то, что подобное больше не повторится, у меня не было. Я сгрузила пакеты на пол, сама, не раздеваясь, повалилась на кровать. Оказывается, выпуская пар, я очень устала. И головная боль, приглушенная шопингом, снова вернулась. Ну ничего, теперь в моей свежеприобретенной сумочке от-кутюр лежит новомодное обезболивающее, которое, если верить рекламе, убивает любую боль. Вот сейчас отдохну и начну убивать…

* * *

На Стэфиной ладони кулончик. С виду простенький красный камешек на тонкой цепочке, может, даже не золотой, но в простоте этой есть что-то обманчивое. И камешек с каждой секундой все ярче, все кровавее.

– Что это? – Тянусь за кулончиком, но Стэфа отводит руку, не дает коснуться.

– Погоди, Сонюшка, дай объясню. Это то, что твоего князя к тебе покрепче цепей чугунных привяжет.

– Привяжет – это, значит, моим сделает? Навсегда, на веки вечные?

– Не навсегда. – Стэфа печально качает головой, камешек на ее ладони, точно слеза кровавая. – Это не просто украшение, это особенная вещь, очень старая, древняя. Призрачная путина.

Паутина? Да какая ж это паутина? Цепочка и камешек, пусть и диковинный… Хочу спросить, но не решаюсь, пусть Стэфа рассказывает.

– Пока паутина у меня, я ее хозяйка. – Желтым ногтем Стэфа поглаживает камень. – А как тебе передам, так, стало быть, ты хозяйкой станешь.

Это понятно: у кого вещица, тот ее хозяин. Неясно другое, как она мне поможет Андрея к себе привязать.

– Она одно твое самое заветное желание исполнить сумеет. Даже не она, а тот человек, который ее из твоих рук возьмет и по доброй воле себе на шею наденет.

Получается, если Андрей Сергеевич цепочку примерит, то станет покорным моей воле, исполнит мое заветное желание? А у меня только одно желание: я хочу, чтобы он всегда со мною был. Всегда, всегда…

Рука уже тянется к цепочке, но Стэфа опять не дает, с укором качает головой.

– Дослушай, Сонюшка, не торопись. Свое ты получишь, но за все нужно платить.

Я заплачу! Любую цену…

– Не ты платить станешь. – Стэфа словно читает мои мысли. – Он заплатит. Пока паутина на князе, он в твоей власти. И ему все одно будет, твое это желание или его собственное. Но паутина станет из него жизнь понемногу вытягивать. Сначала это совсем незаметно будет, потом чуть сильнее, а далее – смерть. – Она хмурится, всматривается глазами своими черными в мое лицо.

– Не хочу так. – Мотаю головой. – Не хочу, чтобы через мое желание Андрей в муках умирал. Зачем ты так, Стэфа?

– А он и не умрет, если ты паутину с него вовремя снимешь.

– А как я узнаю, что время пришло?

– Узнаешь. – Стэфа горько улыбается. – Сама потом увидишь. Только ты ее снять сможешь, а если кто другой попытается, то князь умрет.

– Я сниму! – Не хочу думать про такие страхи. Не будет такого! Как только Андрей Сергеевич меня полюбит, так сразу и сниму. Ему и болеть не придется. Я же не ведьма какая…

– А как только снимешь, так морок сразу и рассеется. – Стэфа сжимает камешек в кулаке и смотрит на меня страшным взглядом. – Понимаешь ты это, Сонюшка? Князь твоим век не будет.

А сколько будет? День, два, месяц? Да хоть сколько, лишь бы узнать, какая она, его любовь!

– Я понимаю. – Протягиваю ладонь. – Давай!

Стэфа раздумывает, и за это раздумье я ее почти ненавижу.

– Прости меня, Сонюшка.

Цепочка золотой змейкой сворачивается на моей ладони. Украшение тяжелее, чем кажется. И холодом от него веет – призрачным. Нет, это только чудится, что холодом, вот уже камешек и согрелся…

* * *

Я лежала на кровати, всматриваясь в едва различимые трещинки на потолке, и размышляла над своей непутевой жизнью. Как-то так исторически сложилось, что никто долго рядом со мной не задерживался, с раннего детства, можно сказать. Но меня этот факт мало волновал. До сегодняшнего дня… А сегодня я вдруг остро почувствовала свое одиночество, точно кто-то вогнал в сердце сапожную иглу, длинную и не очень острую, чтобы побольнее было. Теперь игла эта так и торчала из сердца и впивалась в него все глубже при малейшем воспоминании о Вовке Козыреве. Во время шопинга мне как-то удавалось о нем не думать, а вот сейчас, в тишине пустой комнаты, не получалось. Может, и прав он был кое в чем? Ну, не в том, что я законченная сука, а в том, что заняла чужой домик и хозяйничаю в нем, как в своем. Так я ж ведь с умом хозяйничаю, ничего плохого в нем не делаю. Вот, провожу косметический ремонт. Так ведь косметический ремонт – это ж не тотальная перепланировка. А то, что чужие проблемы мне не нужны… Так кому они нужны? Что я буду делать с этим мальчишкой? Да ладно бы мальчишка оказался обыкновенным, может, и нашла бы я с ним общий язык, ребенок – тоже ведь в некотором роде человек. Но этот же не обыкновенный, у него ж аутизм. Видела я в «Человеке дождя» одного такого. Нет, больного ребенка я не потяну…