Паутина будущего - [4]

По крайней мере, кое-что можно было предвидеть. Если незнакомое существо что-то стирает, то оно должно повесить эту материю сушиться, не так ли? Мэддок стоял почти по колено в холодной текущей воде, а справа от него из берега под небольшим углом торчал большой плоский камень, как будто специально созданный для того, чтобы сушить на нем влажное белье.

Наконец незнакомец, держа в руках свою сверкающую одежду, начал поворачиваться с явным намерением направиться к камню-сушилке. Мэддок, совершенно не зная, что ему предпринять, сунул руку в корзину, чтобы достать свое единственно мыслимое орудие защиты. Незнакомец, увидев его, заерзал на месте. Мэддок, выпятив подбородок, постарался придать себе свирепый вид, хотя сердце его совершенно ушло в пятки.

Размашистым движением руки озадаченный незнакомец бросил свою сверкающую всеми цветами радуги одежду в воду. Затем он поднял вверх руки с четырьмя тупыми, неуклюжими на вид пальцами на каждой и начал совершать ими какие-то непонятные движения, вырисовывая в воздухе странные жесты.

И Мэддок ударил его выхваченной из корзинки рыбой.

Это был самый громкий звук за все сегодняшнее утро. Рыба со звучным шлепком ударила незнакомца прямо по волосатой щеке. Его глаза, как и жабры рыбы, широко распахнулись.

— Вы… — незнакомец замигал глазами почти комически, настолько велико было его изумление. — Вы ударили меня рыбой.

Мэддок сделал шаг назад, стараясь собрать воедино остатки храбрости.

— Из-за вас у меня чуть не случился разрыв сердца, любезный.

— Вы можете меня видеть? — незнакомец снова заморгал своими огромными глазами. — И вы можете меня слышать?

— Достаточно хорошо, — осторожно сказал Мэддок, — хотя должен сказать, что вид передо мной довольно странный.

Услышав эти слова, незнакомец замер, потом выпрямился во весь свой внушительный рост и с достоинством облачился в сушившуюся на камне материю.

— Мне еще нужно высушить и это.

Он наклонился, чтобы вынуть из ручья оставшиеся куски окрашенного в яркие цвета полотна.

— Но все же кто вы? — настаивал Мэддок. — Откуда вы? И что это за штуки вы стираете с такой тщательностью?

Высокий черно-меховой человек-зверь спокойно взглянул на Мэддока:

— Я — Стенелеос Магус LXIV. То место, откуда я прибыл, находится далеко, очень далеко отсюда и во времени, и в пространстве.

Он поднял один из квадратных кусков тонкой ткани из воды и стал внимательно разглядывать его своими слегка косящими глазами. Его крошечный рот слегка кривился, когда он замечал какой-то изъян или пятно. Затем он снова взглянул на Мэддока.

Стенелеос показал свободной рукой на кусок одежды, который держал в другой:

— Это душа человека, о которой я забочусь как могу.

Мэддок не сказал ничего. Где-то в глубине своей души, которая, казалось, так же застыла от холода, как и его погруженные в ледяную воду ноги, он знал, что его рыбе никогда не суждено украсить стол в пансионе миссис Фланнэген.

Глава вторая

— Стен… Стен, — Мэддок в отчаянии заскрежетал зубами. Черт возьми, это было труднее, чем учить латинский язык по школьному учебнику! — Будь добр, повтори еще раз.

Хотя он все еще был несколько насторожен и в душе неспокоен, но он не мог бояться существа с такими невинными глазами. Да и эти кусочки материи, конечно, никак не могли быть душами. Потому что это совершенно не соответствовало воскресным проповедям отца Донахью, в которых, по мнению Мэддока, содержалось все теологическое знание, которое было нужно обыкновенному человеку.

Вместо того чтобы повторить свое имя, Стенелеос повернулся к нему боком и стал раскладывать на камне души-квадраты для просушки. Довольно жутковато было наблюдать за тем, как из них клубящимися облачками поднимался пар, быстро исчезавший в холодном воздухе.

— А, все это в любом случае чепуха! — проворчал Мэддок. — Вы — не эльф и не леший.

Он втиснул рыбу обратно в корзину и, шлепая сапогами по воде, подошел ближе к Стенелеосу.

— Вы, скажу я вам, не кто иной, как говорящий медведь.

Стенелеос бросил на него быстрый, умный взгляд, в котором, если Мэддок правильно его понял, было много иронии по поводу сказанных им только что слов. Это был взгляд, который как бы безмолвно сказал: «Я прекрасно знаю, что вы прекрасно знаете, что это не так».

Мэддок выбрался из лужи и встал на торчащий под небольшим углом плоский камень-сушилку.

Пока Стенелеос аккуратно раскладывал души, Мэддок тяжело опустился на камень, снял сапоги и вылил из них воду.

Здесь, под дубом, воздух был почти такой же холодный, как и вода в речке. Мэддок поторопился снова обуть сапоги. Он почувствовал, что холодная немота отступила от его ступней и коленок.

Ничего угрожающего в поведении высокого, покрытого мехом незнакомца не было. Мэддок наклонился, чтобы поближе рассмотреть одежду, которую тот сушил. Она, несомненно, была выткана из тонкого материала, такого же тонкого, как самые лучшие сорта импортного шелка, которые ему приходилось видеть. Цвета материала струились так, что казалось, будто они двигаются. Красные цвета были яркие, словно кровь; голубые сияли более насыщенным цветом, нежели самое яркое летнее небо.

Не спросив разрешения, Мэддок протянул руку и пощупал пальцами утолок одного из квадратов. Стенелеос, нахмурившись, сделал быстрое движение, чтобы отбросить руку Мэддока своими кургузыми лапами. Но Мэддок от неожиданности разжал пальцы, и уже его собственные глаза округлились, как тарелки.