Паук - [15]

— Дьякон! — крикнул вдруг Степан Иваныч. — Ты почему же рому-то себе не нальешь? Валяй! теперь все валяй! Теперь я добрый, слова не скажу!

— Ну ладно! — пробасил дьякон, скромно сидевший до сих пор в углу комнаты, и, отпив половину стакана, дополнил его ромом.

— Вот за это люблю! Ай да дьякон! Валяй знай!.. Рому у меня много!

Дьякон обрадовался и, подсев к столу, принялся за чай, а Степан Иваныч обратился к Самойле Иванычу:

— Ты что же стоишь? Ступай, мы тогда крикнем…

— Я хотел вам доложить, ваше степенство, — проговорил Самойла Иваныч, замигав глазами, — завтра от нас в город едут, так не дозволите ли аршинчика три разноцветного коленкорцу купить-с?..

— Зачем это?

— В селе Инясеве кабачок снял-с, так знамьеце кабацкое хочу устроить-с…

— А! — радостно вскрикнул Степан Иваныч. — Снял-таки?

— Точно так-с. И кабак и лавочку, что на площади стоит. Теперича не худо бы базарец развести-с.

— Где?

— Да все там же, в Инясеве-с. Ведь лавочку-то я с площадкой снял на двенадцать лет… Уж извините, что без вашего дозволения. С инясевскими мужичонками ничего не поделаешь… совсем, проклятые, от рук отбились! Бабы даже — и те знать нас не хотят-с. Ни за какую даже работу не берутся; работают себе на железной дороге, да и на-поди! Намедни лен прополоть хотел, все село из двора во двор прошел, хоть бы одна шельма пошла. Говорить даже не хотят, так морды на сторону и воротят. Надо же их сократить маленечко-с. Я и хочу базарец развести да гостиный дворик небольшой построить-с! Торгово-промышленный элемент — первое дело-с! Как только все это заведем-с, так уж мужик в наших руках будет-с. В те поры и трактирчик с арфянками беспременно пойдет в ход-с, и тогда уж мое почтенье-с…

— Верно! — проговорил глубокомысленно Степан Иваныч.

— Так дозвольте коленкорцу-то купить-с?

— Валяй!

— Я хочу, ваше степенство, трехцветное знаменьеце сделать-с; белое, красное и зеленое, да на длинный шестик-с и привязать-с. Мешать-то оно не будет никому-с, а смотреть — веселее-с!

— Верно.

— Так я прикажу-с?

— Приказывай.

Разговор, по-видимому, кончился, но Самойла Иваныч все еще не уходил и, переминаясь с ноги на ногу, собирался как будто еще о чем-то доложить. Брюханов заметил это и спросил:

— Что, аль еще есть что-нибудь?

— Особенного-то покудова ничего нет-с, а все-таки подозрительно-с…

— Что такое?

Самойла Иваныч посмотрел на всех нас как-то особенно таинственно и, понизив голос, проговорил:

— Доподлинно верного-с я ничего доложить не могу-с, а только смутьянщик у нас объявился…

— Как, где? — воскликнул Степан Иваныч.

— Да, почитай, из деревни в деревню ходит-с. Барин не барин, и на простого человека тоже не похож. Одет хорошо, по-немецкому-с, в шляпе, с тросточкой, и все с мужиками разговаривает. Намедни, когда я в Инясеве насчет этого самого кабака сходку собирал-с, так и он туда явился. Узнал, в чем дело, и говорит-с: «Напрасно, ребята, кабак у себя допускаете; кабак — это мужицкая погибель, мужицкие слезы!» Да, спасибо, мужики-то в кураже были, не послушали. В деревне Григорьевке тоже с мужиками нехорошо говорил; расспрашивал, сколько у них земли, сколько овец, коров, лошадей; занимаются ли промыслом каким и советовал составлять артели. Точно так же был и в селе Ростошах и тоже с мужиками о мужицких нуждах говорил…

— И ты говоришь, что ничего особенного нет! — вскрикнул Степан Иваныч. — Ты чего же дожидаешься-то?

— Я ничего-с…

— Ты чего же не поймал его? Поймал бы да к становому и представил. И давно ходит?

— Давненько-с. Недели две будет, если не больше…

— Недели две! — подхватил Степан Иваныч. — Шутка сказать! Да он в две-то недели всех нас слопает и костей не оставит. Эх, Самойла Иваныч, Самойла Иваныч! шустрый ты малый, а на этот раз сплоховал! За шиворот бы его да к становому.

— Это точно, виноват-с, маленечко не спохватился…

— Ну, да ладно! Становой сейчас сюда приедет, я ему шепну. Я ведь тоже член духовно-просветительного союза…

Но не успел Степан Иваныч досказать начатой фразы, как дьякон, давно посматривавший на меня, не вытерпел и разразился таким хохотом, что заставил всех вздрогнуть. Степан Иваныч даже на ноги вскочил.

— Это что такое! — вскрикнул он. — Уж не надо мной ли ты смеешься!..

— Нет, нет! — бормотал дьякон, все еще продолжая хохотать. — Нет, не над вами. А хотите, я вам открою, где этот самый смутьянщик проживает?

— Где?

— Вот у них! — крикнул дьякон и, указав на меня пальцем, снова разразился хохотом.

Все обернулись ко мне.

— Правда? — спросили в один голос Брюханов и Оскар Петрович.

— Правда! — отвечал я. — По рассказу Самойлы Иваныча я догадываюсь, что человек в шляпе и с тросточкой, встреченный им в Инясеве, действительно, мой приятель.

— Позвольте, позвольте! — перебил меня Оскар Петрович. — Так это и я слышал про этого господина. Действительно, теперь я припоминаю, мне о нем говорили. Действительно, он ходит по деревням, по трактирам, по хуторам и собирает какие-то сведения. Я даже сам видел его, только издали.

— Но кто же он такой? — спросил Степан Иваныч.

— Я тоже хотел вас об этом спросить, — подхватил Оскар Петрович.

Я назвал его фамилию.

— Ах, позвольте! — перебил меня Оскар Петрович. — Не его ли имя встречается иногда в журналах?