Паук - [2]

— В смысле? — Прошин остановился, и у него противно заныло в желудке.

— Да нет, — смутился парень. — Это я так, про себя.

Прошин постоял немного, посмотрел ему вслед. И какого черта он, Прошин, сюда все-таки приперся? Купить таланту? Взвесьте, пожалуйста, сто пятьдесят граммов. В бумажный кулек, как в старину. Ха! Ведь смеялся же в душе над Корзуновым! Ах, да, его пригнало сюда любопытство. Эдакий писательский интерес — а каким это образом здесь простаков облапошивают? Вдруг пригодится когда?

А может не ходить? Враки ведь и надувательство одно. А почему не ходить? Вдруг встретится некий типаж, которого потом можно будет описать b новом романе? Этакий маг-кудесник в черном плаще со звездами, творящий пассы над ретортами, в которых кипят ядовитые жидкости. Вздор! Что за штамп! Сидит там одутловатая старуха в пуховой шали, раскидывает засаленные карты и врет про судьбу, глядя честными глазами. Наврет и про талант, недорого возьмет.

Писатель вздохнул, еще раз глянул в черное небо, сеющее снег, и побрел к подъезду. Железная дверь оказалась запертой на кодовый замок. Прошин усмехнулся — цифры один семь и девять оказались почти стерты пальцами. Он нажал кнопки, и дверь распахнулась. Подъезд приятно поразил писателя. Во-первых, везде горели лампочки. Прошин вспомнил, какие скандалы устраиваются у него в подъезде по поводу замены перегоревших лампочек, потому что домоуправление менять их ни в какую не хочет, хоть расстреляй всех. Во-вторых, в подъезде изумительно чисто. В-третьих, стены окрашены не траурной зеленой краской, а веселой голубой эмалью. Ну, и, в-четвертых, на двери квартиры номер семнадцать во втором этаже висела табличка из нержавеющей стали, которая сообщала черными буквами, что в ней проживает некто Ройстерман А.М.

Прошин нерешительно потоптался перед этой дверью. Ох, польстил ему Корзунов, когда говорил, что он, Прошин, рубаха-парень и смельчак, ох польстил! Искуситель хренов! Вот его бы самого сюда, под дверь с табличкой, пусть бы хоть кнопку звонка надавил, а то у Прошина, руки не поднимаются. Нет, он смельчак, смельчак! Вон, Корзунов признался же, что боится. А Прошин пришел. Стоит под дверью, мнется. И за одно это его уже можно назвать героем. Или дураком. Как кому больше нравится.

Прошин насмелился наконец, нажал кнопку. В глубине квартиры мелодично прозвенел колокольчик. Писатель спрятал руки за спину, потом испугался, что это может выглядеть слишком вызывающе, заложил руки в карманы пальто, снова испугался, скрестил на груди, потом опустил. И тут щелкнул замок, и дверь открылась. В щели показался равнодушный старушечий глаз, горбатый нос, верхняя губа, покрытая жесткой щетиной и подбородок лопатой.

— Я… Эээ… к Ройстерману… А Эм. — сказал Прошин, глядя на старуху сверху вниз и ужасаясь ее малому росту — в ней было не более метра тридцати пяти.

— Вам назначено? — надменно осведомилась карлица.

— Эээ, да, — соврал Прошин и тотчас же струсил, с тоской подумав, что его тут же выведут на чистую воду.

Старуха сделала приглашающий жест рукой, причем писатель заметил, что рука невероятно худа и напоминает мощи. Прошин вошел, и за ним с тюремным лязгом захлопнулась дверь. Он оглянулся. Старуха исчезла из передней, оставив его одного. Он снял пальто, повесил на антикварного вида деревянную стойку с вешалкой, пригладил волосы, рассматривая себя в огромном черном зеркале в тяжелой раме. В зеркале отражался робкий человек лет тридцати пяти, высокого роста, худой, с усами и пробивающейся бородкой.

— Ну-с, молодой человек, проходите, — неизвестно откуда раздался мужской голос, и писатель вздрогнул.

Он потоптался нерешительно и двинулся в раскрытую дверь. Комната, в которой он очутился, пройдя по коридору, скорее всего, служила кабинетом. Тяжелые книжные шкафы совершенно скрывали стены, за стеклянными дверцами угадывались книги в кожаных переплетах с золотым тиснением; посередине кабинета стоял внушительных размеров письменный стол, освещаемый массивной настольной лампой с зеленым абажуром. Рядом возвышалось кожаное кресло с высокой спинкой. За столом сидел хозяин j`ahmer`, необычайно похожий на давешнюю старуху и насмешливо разглядывал посетителя. Несколько минут стояла тишина.

— Зачем же вы, сударь, обманули мою сестру? — спросил хозяин, щуря глаза под мохнатыми бровями. — Вам ведь вовсе не назначено?

— Я… Эээ… извините, — Прошин совсем смутился, не знал куда деться от стыда, и попятился было назад.

— Сядьте-ка, — повелительно сказал хозяин и Прошин послушно упал в кресло, сложив ладони на коленях и не смея коснуться спинки. — Соблаговолите кратко изложить цель своего визита.

Писатель начал что-то мямлить, мычать, пытаясь иносказательно передать свою мысль, опасаясь высказать ее прямо. Впоследствии он никак не мог вспомнить, что именно говорил, потому что под взглядом Ройстермана совершенно потерялся. Очнулся он только тогда, когда хозяин рассмеялся трескучим смехом.

— Что? Как? Купить таланту? Ну вы, сударь, рассмешили старика!

Отсмеявшись, Ройстерман сурово посмотрел на писателя и молвил зловещим голосом:

— Это вам Корзунов наговорил глупостей?