Патруль - [52]

Пока Себастьян уговаривал домового переговорить с ним, я помалкивала. Помнится, когда в свое время бывший напарник (да упокоится с миром его душа!) рассказывал мне о самых разных существах, то в числе прочих упоминал и домового, которого чаще уважительно называл хозяином – все же это создание напрямую связано с благодетельными предками и благополучием в доме. Насколько мне помнится, домовой – существо необщительное, и очень редко разговаривает с людьми, во всяком случае, Грегу ни разу не удалось с ним пообщаться, хотя он несколько раз пытался это сделать.

Я была настолько уверена в тщетности усилий Себастьяна, что по-настоящему удивилась, когда услышала позади себя тихий и шелестящий голос, пусть и не очень внятный, но, тем не менее, разобрать можно почти все:

– Чего надо-то?

Ну, надо же, у Себастьяна получилось! Теперь, главное, не делать резких движений, вести себя уважительно и не бояться – в этом случае домовой обидится и вряд ли хоть раз с вами заговорит. Не знаю, как Себастьян, а лично я это создание не вижу, ведь домовой очень не любит показываться людям на глаза. Стоит сказать «спасибо» уже только за то, что он решил переговорить с нами.

– Извини, хозяин... – заговорил Себастьян. – Я б тебя не побеспокоил, если б не нужда великая. Хозяйку твою прежнюю убили, и мы даже знаем, кто. Нам надо хоть что-то узнать об этом человеке, откуда он прибыл, кто его сюда послал...

– А зачем?

– Дело-то плохое получилось, надо бы в нем разобраться.

– Да чего уж там разбираться, поздно уже... – мне показалось, что домовой вздохнул. – Нет больше Сташи.

– Все одно так дело оставлять нельзя... – продолжал Себастьян. – Хозяин, нам помощь твоя нужна. Говорят, Сташа была хорошим человеком, зато ее родственник ее оказался полной дрянью.

– Это верно... – ну, раз домовой все еще разговаривает с нами, то, значит, все еще переживает смерть Сташи. – Я, как только этого гостя нежданного увидел, сразу понял, что он недобрый человек с черными мыслями, у него при себе черноты и зависти был едва ли не ворох, только до Сташи это не дошло – как же, родная кровь пожаловала! Я забеспокоился, стал ей нашептывать правду, а она ничего не слышит! Тогда пришлось действовать так, как я мог – у недоброго гостя их рук то и дело кружки вырывались и бились, тарелки на пол падали, спотыкался он на ровном месте, а до Сташи все не доходило, в чем тут дело. Раньше она всегда ко мне прислушивалась, а тут – как отрезало. Поневоле стал делать так, чтоб посуда и у Сташи билась да колотилась, я ее и под руку толкал, когда она ухватом горшок в печь ставила или же доставала его оттуда... На праздничную скатерть, что Сташа на столе расстелила, я полный горшок щей разлил...

– Лихо.

– А что мне еще делать было? Надо же незваного гостя из дома гнать, а для этого годится все! До того дошло, что я хозяйку по ночам душить стал, так, чтоб не продохнуть было. Сташа знала, что до смерти я ее никогда не задушу, а потому как только проснется, отдышится, и сразу же спрашивает – «К худу или к добру?». Понятно, что к худу – я ее за волосы дергал, щипал, а то и вовсе стукал! Думал, испугается Сташа, выставит племяша вон – я ж вижу, что от этого приезжего добра ждать не стоит, таких и на порог пускать нельзя! Кажись, постепенно даже до Сташи стало доходить, в чем тут дело – мы же с ней раньше жили в полном согласии, а сейчас, после появления родственника, я стал крепко недоволен. Беда в том, что не от каждой родни избавиться можно, тем более что племяш с пустыми руками и уезжать не хотел.

– Этот приезжий что-то искал в доме?

– А то! Каждый день по дому шастал, все перевернул, везде исползал, да только ничего у него не получилось. Он ведь потом чего удумал! – решил, что я ему могу помочь в поисках. Стал просить: «Домовой-батюшка, помоги, подскажи, где спрятано то-то...». Мог бы и не стараться – это Сташе я помогал искать пропавшее добро, если она просила, а для этого чужака пальцем не пошевелю.

– Что он искал?

– Ту же ухоронку, что и ты. Из-за нее они со Сташей и повздорили... Вспоминать об этом не хочу.

– Может, имена какие тот человек называл?

– Да было, тогда, перед тем, как он Сташу убил, они повздорили крепко, до такой ругани дошло, какой в этом доме и не бывало никогда! Тогда племяш поминал чужеземное имя, только я его не совсем разобрал. То ли Оро, то ли Орро...

– А эта ухоронка... Кто ее содержимое забрал?

– Ты об этом бабу спроси, которая рядом с тобой. Я ее уже видел – она сюда с другим мужиком приходила. Они вдвоем тогда весь подпол облазили, потом ушли, но тот мужик возле ухоронки ненадолго задержался – враз просек, что тут такое. Умный человек был, знающий, но мне не понравился, а я в людях за долгие годы разбираться научился. Через день он вернулся, велел хозяевам выйти, и забрал все, что было спрятано в ухоронке. Ворюга он, и больше никто! Терпеть не могу таких, жадных до чужого добра! А еще он себе на уме, из тех, что все творят тихой сапой...

А ведь и верно – когда мы с Грегом уходили отсюда, осмотрев подпол, напарник сказал, что ему надо еще разок оглядеться, и попросил меня выйти из дома – одному, дескать, сподручнее. Помнится, тогда он отсутствовал всего несколько минут. Потом, перед нашим отъездом из деревни, велел крестьянам принести к дому Сташи все те вещи, которые жители забрали из дома умершей женщины, и там же, зайдя в дом, взял содержимое ухоронки. Теперь мне хотя бы понятно то, отчего нынешняя владелица этого дома так перепугана: а то как же, в их доме патрульные уже не в первый раз что-то ищут, а что именно – не говорят! Понятно, что ни на что хорошее тут не подумаешь.