Патриоты - [128]

— Защищаться — да. Но войну спровоцировали как раз колонии. Парламенту ничего другого не оставалось, как только послать в Америку войска.

Абигайль покачала головой.

— Я не согласна с такой интерпретацией событий. Парламент мог дать нам право голоса; мы это заслужили. Кроме того, мы не нападаем, а обороняемся. У нас должно быть право самостоятельно распоряжаться своей судьбой. Для Англии мы всегда будем колонией, зависимой и подневольной, — и только источником прибыли.

Исав и Абигайль спорили беззлобно. Любовь значила для них куда больше, чем политические взгляды. Но когда речь заходила о будущем… Здесь их желания совпадали только в одном: жить вместе в мире и относительной защищенности.

Бороться за необходимые реформы, оставаясь подданным Англии, или создать новое государство, с новыми ценностями и верой, — эту проблему Исав обсуждал уже сотни раз: с братом, отцом, друзьями по Оксфорду, гарвардскими студентами… Но сейчас все было иначе. И не потому, что он любил нынешнего оппонента больше предыдущих (хотя, чего греха таить, так оно и было) — просто теперь в игру вступила сама жизнь. Прежние споры носили характер умозрительный — чистой воды теория, мнение против мнения. А сейчас пред ним на полу сидела красивая женщина, которая к тому же обладала мужеством иметь свои убеждения. Ради них она рисковала жизнью. И Исав впервые задумался, не ошибается ли он.

— Помнишь, однажды ты упомянул о своем предке-пуританине, — сказала Абигайль, — ну о том, что первым обосновался в Бостоне.

— Энди Морган.

— Почему он покинул Англию?

— Если быть точным, он сбежал, чтобы спасти себе жизнь.

И Исав рассказал историю Эндрю Моргана. Он поведал своей возлюбленной о том, как юный Энди жаждал славы и приключений, как всесильный епископ Лод вовлек молодого человека в борьбу с пуританами, как Энди, разыскивая неуловимого пуританского памфлетиста, попал в небольшой городок Эденфорд и нашел там то, ради чего стоило умереть. А именно: веру и любовь. Однако, встав на сторону пуритан, он приобрел страшного врага в лице епископа Лода и, чтобы избежать его гнева, покинул Англию вместе с жителями Эденфорда, направлявшимися в колонию Массачусетского залива.

— И что пуритане хотели обрести в Новом Свете?

Исав улыбался.

— Это что, экзамен по истории?

Абигайль улыбнулась в ответ:

— Нет, дорогой, это наше наследие. Уважь меня, ответь.

— Мои предки, наши предки, — поправился Исав, — хотели одного: создать страну, которая отражала бы их веру в Бога. И Библия служила им путеводной нитью.

— Замечательно! Ты мой лучший ученик!

— А блестящий ответ не дает права на поцелуй?

— Не дурачься, — ответила она, — я пытаюсь обосновать свою точку зрения. — Исав сел на пол; ему все время хотелось находиться рядом с Абигайль. — Ты как-то говорил мне, что намерен продолжить род Эндрю Моргана.

— С тобой.

Молодой человек потянулся к возлюбленной.

— Пуритане, — рассмеялась Абигайль, — искали свободу. Они хотели сами выбирать свою судьбу, строить жизнь как можно дальше от английского правительства. Сердцем я пуританка. Я хочу того же, чего хотели они, — создавать и растить семью согласно своим верованиям и своему пониманию свободы.

Исав отодвинулся от Абигайль и сел прямо. Ее слова задели его за живое.

— С этим я согласен. Но, к сожалению, то, о чем ты говоришь, не имеет к войне никакого отношения. А вот что имеет, так это политика. Чистая политика и только. Я говорил — нет, слово «спорил» более уместно — со многими бостонскими патриотами, заварившими эту кашу. Поверь, они просто безжалостные политиканы, ничего более.

— Не все.

— Большинство из них.

— По крайней мере, один из них не такой.

— И кто это, позволь полюбопытствовать?

Абигайль стремительно встала и вышла из комнаты, а спустя время появилась с кипой газет.

— Я прятала их, пока полковник был жив. Они так его огорчали. А меня вдохновляли. Этим газетам я обязана своим решением помогать делу революции.

Осторожно перелистывая страницы газет, она начала читать:

— «Мы не должны забыть те вдохновляющие дни Великого пробуждения, когда Джордж Вашингтон пламенно взывал к народу с трибуны, а жители Новой Англии повернули стрелки часов вспять, к временам Винтропа и Коттона[68]. Мое самое страстное желание — восстановить в Новой Англии обычаи и мораль пуритан. Мы хотим разорвать пуповину, связывающую нас с матушкой-Англией, для того, чтобы способствовать новому расцвету пуританства. Пуританство — наша цель. Революция — наш метод ее достижения… — Еще раз прошелестели страницы. — Я твердо верю, что пуританство — лучшая защита для жителей Новой Англии от британской тирании. И хотя пуритане за последнее столетие сдали свои позиции (и это достойно сожаления), пуританство может, как и на заре XVII века, стать стержнем нашей свободы».

— Бостонский журналист? — спросил Исав.

— Довольно известный.

— Потрясающий. Ничуть не похож на встречавшихся мне политиков.

— В Бостоне он столь же влиятелен, как ваша семья. Возможно, ты все-таки с ним встречался.

— Нет. Человека, решающего такие благородные задачи, я бы запомнил. Как его зовут?

— Сэмюэл Адамс. Знаешь его?

— Пришел позлорадствовать?