Патриций - [93]

Судебный процесс против Верулы, конечно, был выгоден Рыси – в случае успеха на Верулу переходила часть обвинений, предъявленных ему самому, в случае же неудачи само судебное заседание должно было заставить Верулу стать осторожным, затаиться и думать в первую очередь о защите.

Эх, жаль, самому Юнию не удалось присутствовать на судебном заседании! Он провел это время в небольшом кабачке поблизости от базилики, где шел процесс. И еле дождался истца, коим выступал староста Гретарка Хизульф. Хитрый старик понимал: сейчас в Гретарке слишком сильны позиции Эрлоина, а вот если Веруле станет не до трактирщика… А в случае проигрыша дела всегда можно будет уйти за Рейн, к родичам.

– Хизульф! – Наконец уже ближе к вечеру Юний дождался.

Староста, степенно разгладив длинные седые усы, уселся на скамью, бросив плащ корчемному служке.

– Ну? – нетерпеливо поторопил Юний. – Рассказывай.

По словам Хизульфа, все свидетели со стороны истца выступали прекрасно – «говорили, словно по писаному». Вина Верулы – «измена» и «организация убийств» – полностью подтвержалась их показаниями – самим Хизульфом, Виницием, горшечником, делавшим странные свистульки, изображавшие вой оборотня, родственниками погибших у Черного урочища людей, молодыми легионерами, матросами с барки «Нумидия», ветеранами… Да, очевидцев хватало. Были и вещественные доказательства – куски медной руды, деревянная пила с окровавленными зубцами, человечьи кости и даже ветхая, времен Домициана, грамота, подтверждающая право жителей деревни владеть прилегающими землями, в том числе горой и оврагом.

Еще в первой части заседания было доказано, что Верула, злоупотребляя своим служебным положением, вступил в преступный сговор с интендантом восьмого легиона Папирием, для того чтобы, намеренно запутывая границы при нарезке ветеранских участков, вызвать у поселившихся близ горы-месторождения людей ссоры и тяжбы. Чтоб не о горе думали, а о том, как разобраться с ближайшим соседом да сохранить свои земли.

В общем, в отношении Верулы обвинений хватало. Кроме «измены» и «убийств», еще и должностные преступления, и отличающиеся особой общественной опасностью «деликты кримина», и целый шлейф «деликтов привата», ущемляющих права частных лиц. Ну, самое главное, конечно, – измена! Ведь это он, Домиций Верула, отдавал приказы трактирщику Эрлоину, чтобы тот призывал из-за реки диких варваров! Позор, неслыханное дело! Правда, прямых свидетелей этого было мало, но ведь и за меньшие преступления людей распинали, или сжигали на кострах, или подвергали еще какой-либо казни.

А Верула сидел себе спокойно, смеялся, даже пару раз насмешливо подмигнул Хизульфу, будто знал: ничего ему не будет. Правда, когда речь зашла о горе с медной рудой – побледнел. Наверное, понимал, что оттяпать ее у деревенских уже будет довольно трудно. И, осознав это, Верула оглянулся столь злобно, что, по словам старосты, ненавидящий взгляд его едва не расплавил кирпичные стены базилики.

Правда, судья-наместник отмел почти все обвинения в отношении Верулы, сославшись на скудость доказательной базы – ничего себе, скудость! Единственную уступку пришлось сделать насчет месторождения. У Домиция все равно не было на него никаких документально подтвержденных прав. А ведь еще бы немного, и он просто-напросто купил бы за бесценок и гору, и овраг, а уж потом бы развернулся. Впрочем, он и сейчас вовсе не терял надежды. Адвокат Верулы – нанятый в Августе Треверов знаменитый Лупоглазый Тит – быстренько подал апелляцию, которую судья принял с явной благосклонностью.

– Дело это сложное, – под конец пояснил наместник. – Думаю, в нем будет разбираться лично цезарь!

– Слава Цезарю!

– Гаю Юлию Веру Максимину Цезарю Августу слава!

Услыхав имя защитника, Юний вздрогнул:

– Как, как ты его назвал?

– Лупоглазый Тит, – повторил Хизульф. – Так его называли за глаза, в зале.

– Отлично! – Рысь хлопнул в ладоши. – Мне необходимо с ним встретиться, и как можно быстрее.

– Но он выдаст тебя властям! – напомнил староста. – Ты же преступник.

– Не выдаст, – усмехнулся Юний. – Вернее, не успеет. Я ведь живу не дома, на постоялом дворе, и ни с кем, кроме тебя, Хизульф, не общаюсь. Да, есть какой-то риск. Но поговорить с Титом надо. Сейчас… – Подозвав служку, Рысь попросил папирус и чернила. Быстро нацарапав записку, протянул старосте. – Пусть твои люди незаметно сунут ее Лупоглазому Титу.

– Сделаем, – уверил Хизульф.

– Только побыстрее, Тит как раз сейчас должен покинуть базилику – потом замучаетесь его искать.

Тепло простившись со старостой, Юний отправился на постоялый двор, не в тот, где под видом торговца снял небольшую комнату, а в другой, соседний, и, заказав вина с оливками и жареным хлебом, принялся ждать. Ожидание не оказалось долгим.

– Кого я вижу! – усаживаясь за стол рядом с Юнием, громко захохотал Тит. – Такие люди – и на свободе?!

– Если ты привел легионеров, не проживешь и мига, – тихо произнес Рысь и широко улыбнулся.

– Да что я, сам себе враг? – Выкатив глаза, Тит хмыкнул. – Наверняка у тебя ко мне имеется какое-нибудь выгодное дельце, иначе б не звал, так?

– Так, – Юний кивнул. Кажется, он не ошибся в Тите.