Патриарх Сергий - [6]
Возница, ни о чем не спрашивая Сергия (видно, ему приходилось здесь бывать), остановился возле ничем не примечательного двухэтажного здания, всем своим видом и вежливыми жестами стараясь объяснить, что путешествие закончено, надо идти в дом. На крыльцо вышла какая-то японка и по-русски пригласила Сергия войти, сказала, что владыка давно уже ждет гостя.
Приехавшего проводили в приемную. Сергий осмотрелся: это была маленькая комнатка, стены которой сплошь увешаны гравюрами. В ней стояли стол, диван, несколько стульев. Подумалось: «Тесно и темновато». Но вот шум быстрых шагов. С лестницы спустился очень высокий человек в подряснике, перехваченном вышитым поясом. Это был «апостол Японии» епископ Николай Касаткин, подвизавшийся здесь уже более тридцати лет.
— Милости просим, — быстро заговорил он, благословляя Сергия широким крестом, — пожалуйте, располагайтесь в нашей гостиной.
После длинной дороги был предложен традиционный чай, а затем отправились в храм, чтобы отслужить благодарственный молебен по случаю приезда. Проследовали через различные помещения миссии, где текла обычная церковная жизнь. Вот младший класс семинарии… Ученики сидели по-японски на полу, поджав под себя ноги. Вместо парт перед ними стояли низенькие и длинные скамейки. Шел урок китайского языка, и маленькие японцы старательно выводили большими кистями самые невозможные китайские иероглифы. Учитель с кафедры «закрякал, зашипел» и совсем рассыпался в реверансах. Это был старичок, маленький, худой, бритый, давно принявший христианство. Преосвященный Николай оставил гостя в классе, а сам пошел собирать свою паству в церковь по случаю приезда нового члена миссии.
Чуть позже за Сергием пришел гонец и повел его в храм миссии, благо и располагался он рядом с классом. Храм, небольшой, но уютный, постепенно наполнялся людьми. Сергий с любопытством смотрел на свою новую паству. Вот попарно тихо прошли ученицы женской школы с несколькими учителями. Побойчее, но тоже сравнительно скромно, вошли и разместились семинаристы с преподавателями. Началась служба, ее возглавил епископ Николай, прислуживали ему японский священник и дьякон. Служили на японском языке, только преосвященный Николай для вновь прибывшего говорил возгласы и читал Евангелие по-славянски. Пел, и довольно хорошо, хор. Пели и все присутствующие в храме, человек сто. Напевы были знакомы Сергию, но только слова другие.
Епископ Николай после службы оставил все свои дела и провел иеромонаха Сергия по своим владениям. Прежде всего он показал строящийся Никольский собор, напоминавший византийскую базилику и потому казавшийся чем-то диковинным в окружении типичных невысоких японских строений. Затем осмотрели церковную школу, художественную мастерскую, семинарию, общежитие для семинаристов и дома для преподавателей.
И на следующий день владыка Николай был рядом с Сергием. Он повез его в другой православный храм, располагавшийся в квартале Коози-маци. При небольшом храме были еще катехизаторская школа и детский сад для маленьких японцев. Всего в то время в Токио насчитывалось около трех тысяч православных христиан. Каждая община имела во главе катехизатора, который жил в церковном доме, где и происходили различные церковные собрания. На богослужение все сходились или в миссию, или на Коози-маци.
Даже краткое знакомство с миссией производило впечатление. Сергий в дневнике записал: «Да, жизнь здесь кипит повсюду и в школах, и в канцелярии, и на постройках, и все это стоит на одном преосвященном Николае, везде он, все им начато и поддерживается».
Молодой иеромонах сразу же включился в дела миссии. Служить ему пришлось в Токио, Осаке и Киото. Как свидетельствует запись в дневнике: «Я странствовал по Японии, посещая разбросанные всюду наши многочисленные христианские общины или разыскивая затерявшихся при частых перемещениях и одиноких христиан». Как-то он служил в Осакском молитвенном доме: христиан собралось весьма мало, да и как-то сиротливо, по-видимому, чувствовали они себя в полупустом храме. Глядя на них, молодой миссионер дал в своем сердце зарок: изо дня в день по вечерам ходить по христианским домам для знакомства и назидания. Просить, умолять, обличать своих слушателей и собеседников, прилагать к делу все свое красноречие, но добиваться роста православной общины. И Господь не оставил этих трудов без благословения: христиане, проживавшие в Осаке, постепенно собрались в тесную церковную общину, исправно посещали богослужения. Мало того: они то и дело отыскивали затерявшихся издавна или только переселившихся откуда-либо христиан и приводили их в церковь.
На страницах дневника записывались подробности впечатлений от увиденного и познанного. В виде писем «русского миссионера» некоторые из дневниковых записей публикуются в российских журналах, вызвав неподдельный интерес у общества. О многих сторонах жизни японцев, об особенностях их характера читатели смогли впервые узнать из этих писем. В одном из них есть и такие строки: «Зелени, свежести много здесь, но, замечательное дело, японские цветы не имеют никакого запаха. Все в Японии мило, красиво; прекрасны их цветы, но они не благоухают. Прелестны их птички, но они не поют. Изысканно любезны и ласковы японцы, но у них нет поцелуев, даже между родителями и детьми. Вы проходите точно в панораме, видите природу, города, людей, но все это только картины, только внешняя сторона жизни, скрывающая пустоту». Эта «пустота», что сродни «язычеству», объяснялась автором слабым распространением среди японцев христианства, православия, которые, как ему казалось, только и могут наполнить человека и общество смыслом бытия.
В 1990 году на Поместном соборе в сонм православных святых введен один из самых известных и популярных в народе дореволюционных русских священников — Иоанн Ильич Сергиев (1829–1908). Более пятидесяти лет прослужил он приходским священником в Андреевском соборе города Кронштадта, куда на его богослужения стекались тысячи и тысячи паломников со всех концов Российской империи. Хорошо была известна его благотворительная, социальная, просветительская и политическая деятельность. Имя и дела Иоанна Кронштадтского оказались прославлены во всем православном мире. Каждый православный святой имеет свое Житие — православный взгляд на его земную жизнь и духовные подвиги.
Автор — полковник Красной армии (1936). 11 марта 1938 был арестован органами НКВД по обвинению в участии в «антисоветском военном заговоре»; содержался в Ашхабадском управлении НКВД, где подвергался пыткам, виновным себя не признал. 5 сентября 1939 освобождён, реабилитирован, но не вернулся на значимую руководящую работу, а в декабре 1939 был назначен начальником санатория «Аэрофлота» в Ялте. В ноябре 1941, после занятия Ялты немецкими войсками, явился в форме полковника ВВС Красной армии в немецкую комендатуру и заявил о стремлении бороться с большевиками.
Выдающийся русский поэт Юрий Поликарпович Кузнецов был большим другом газеты «Литературная Россия». В память о нём редакция «ЛР» выпускает эту книгу.
«Как раз у дверей дома мы встречаем двух сестер, которые входят с видом скорее спокойным, чем грустным. Я вижу двух красавиц, которые меня удивляют, но более всего меня поражает одна из них, которая делает мне реверанс:– Это г-н шевалье Де Сейигальт?– Да, мадемуазель, очень огорчен вашим несчастьем.– Не окажете ли честь снова подняться к нам?– У меня неотложное дело…».
«Я увидел на холме в пятидесяти шагах от меня пастуха, сопровождавшего стадо из десяти-двенадцати овец, и обратился к нему, чтобы узнать интересующие меня сведения. Я спросил у него, как называется эта деревня, и он ответил, что я нахожусь в Валь-де-Пьядене, что меня удивило из-за длины пути, который я проделал. Я спроси, как зовут хозяев пяти-шести домов, видневшихся вблизи, и обнаружил, что все те, кого он мне назвал, мне знакомы, но я не могу к ним зайти, чтобы не навлечь на них своим появлением неприятности.
Изучение истории телевидения показывает, что важнейшие идеи и открытия, составляющие основу современной телевизионной техники, принадлежат представителям нашей великой Родины. Первое место среди них занимает талантливый русский ученый Борис Львович Розинг, положивший своими работами начало развитию электронного телевидения. В основе его лежит идея использования безынерционного электронного луча для развертки изображений, выдвинутая ученым более 50 лет назад, когда сама электроника была еще в зачаточном состоянии.Выдающаяся роль Б.
За многие десятилетия жизни автору довелось пережить немало интересных событий, общаться с большим количеством людей, от рабочих до министров, побывать на промышленных предприятиях и организациях во всех уголках СССР, от Калининграда до Камчатки, от Мурманска до Еревана и Алма-Аты, работать во всех возможных должностях: от лаборанта до профессора и заведующего кафедрами, заместителя директора ЦНИИ по научной работе, главного инженера, научного руководителя Совета экономического и социального развития Московского района г.
Судьба Рембрандта трагична: художник умер в нищете, потеряв всех своих близких, работы его при жизни не ценились, ученики оставили своего учителя. Но тяжкие испытания не сломили Рембрандта, сила духа его была столь велика, что он мог посмеяться и над своими горестями, и над самой смертью. Он, говоривший в своих картинах о свете, знал, откуда исходит истинный Свет. Автор этой биографии, Пьер Декарг, журналист и культуролог, широко известен в мире искусства. Его перу принадлежат книги о Хальсе, Вермеере, Анри Руссо, Гойе, Пикассо.
Эта книга — наиболее полный свод исторических сведений, связанных с жизнью и деятельностью пророка Мухаммада. Жизнеописание Пророка Мухаммада (сира) является третьим по степени важности (после Корана и хадисов) источником ислама. Книга предназначена для изучающих ислам, верующих мусульман, а также для широкого круга читателей.
Сергея Есенина любят так, как, наверное, никакого другого поэта в мире. Причём всего сразу — и стихи, и его самого как человека. Но если взглянуть на его жизнь и творчество чуть внимательнее, то сразу возникают жёсткие и непримиримые вопросы. Есенин — советский поэт или антисоветский? Христианский поэт или богоборец? Поэт для приблатнённой публики и томных девушек или новатор, воздействующий на мировую поэзию и поныне? Крестьянский поэт или имажинист? Кого он считал главным соперником в поэзии и почему? С кем по-настоящему дружил? Каковы его отношения с большевистскими вождями? Сколько у него детей и от скольких жён? Кого из своих женщин он по-настоящему любил, наконец? Пил ли он или это придумали завистники? А если пил — то кто его спаивал? За что на него заводили уголовные дела? Хулиган ли он был, как сам о себе писал, или жертва обстоятельств? Чем он занимался те полтора года, пока жил за пределами Советской России? И, наконец, самоубийство или убийство? Книга даёт ответы не только на все перечисленные вопросы, но и на множество иных.
Жизнь Алексея Толстого была прежде всего романом. Романом с литературой, с эмиграцией, с властью и, конечно, романом с женщинами. Аристократ по крови, аристократ по жизни, оставшийся графом и в сталинской России, Толстой был актером, сыгравшим не одну, а множество ролей: поэта-символиста, писателя-реалиста, яростного антисоветчика, национал-большевика, патриота, космополита, эгоиста, заботливого мужа, гедониста и эпикурейца, влюбленного в жизнь и ненавидящего смерть. В его судьбе были взлеты и падения, литературные скандалы, пощечины, подлоги, дуэли, заговоры и разоблачения, в ней переплелись свобода и сервилизм, щедрость и жадность, гостеприимство и спесь, аморальность и великодушие.