Патриарх Гермоген - [6]
Польский язык знает слово, весьма похожее по звучанию, — «powinowaty», то есть «свойственник» — оно-то, а не только неудачный перевод на русский, и могло обмануть Глаголева с Мятлевым. Но всё же это два разных слова.
Верный перевод не оставляет никакой почвы под гипотезой о родстве святителя с Шуйскими.
Помимо этого есть и другие соображения, не позволяющие причислить Гермогена к выходцам из аристократической среды. Некоторые из них изложил С.Ф. Платонов: «Что патриарх не был высокого рода, в этом можно не сомневаться. Если бы он был из служилого класса (то есть дворянства или аристократии. — Д. В.), то, по тогдашнему обычаю, с иноческим именем писал бы свою мирскую фамилию, но мы ее ни разу не встречаем в памятниках, относящихся к Гермогену»>{24}.
Кроме того, вписывать попа-бельца из провинциальной Казани в немногочисленную, но весьма привилегированную группу высшей аристократии, по меньшей мере, легкомысленно. Так может поступить лишь человек, слабо осведомленный о статусе названного слоя в русском обществе XVI века. Для представителя высшей знати нормальным делом было занимать воеводские посты, заседать в Боярской думе, наместничать в крупных городах. Удалясь от мира во иночество, персона, принадлежащая к одному из боярских родов, могла сделаться настоятелем крупного монастыря, архиереем, на худой конец — иноком, коротающим век на покое, но в роскоши, то есть сохранив материальный достаток. А что такое белый иерей в посадском храме провинциальной Казани? К концу XVI столетия Казань располагала примерно полутора десятками храмов, не считая монастырские. Церковь Николы Гостинодворского среди них не выделялась ни выдающимся богатством, ни какой-либо другой значительностью. Храм, благодаря своему расположению, оказывался в центре внимания казанского купечества и, вероятно, его обставили изрядно. Но — и только. Он не чета более крупным храмам Кремля, особенно соборному — Благовещенскому. Должность иерея в такой церкви по большому счету заурядная. Вряд ли отпрыск Шуйских или Голицыных, да любой, скажем так, боярской фамилии опустился бы до столь скромного положения. А если бы и пошел по такому пути, родня моментально вытащила бы его с малого прихода, не позволив позорить семейство.
Будь святитель столь знатным человеком, никогда бы не подвергся он оскорбительным нападкам со стороны М.Г. Салтыкова и князя Ф.И. Мстиславского, как это произошло во второй половине 1610 года. Оба они, безусловно, личности аристократического происхождения, явно не считали Гермогена себе ровней и не ждали, что за него вступится какое-либо сильное семейство.
Никаких сомнений: Гермоген не относится ни к Шуйским, ни к Голицыным, ни к каким-либо иным родам высшей аристократии.
Высказывалась и другая гипотеза — о происхождении Гермогена из церковной среды: «Судя по тому, что в его родстве были и священники, и иноки, можно подумать, что он был духовного происхождения»>{25}. Первым высказал ее тот же Д.М. Глаголев, который прежде приписывал Гермогена к родне Шуйских. Он основывал свои соображения на записи в синодике Троице-Сергиевой лавры № 814, где в числе родичей патриарха записан «священноиерей Феодор»>{26}. Однако один тот факт, что среди родственников святителя был иерей, еще не делает его самого выходцем из духовенства. На этом основании невозможно построить ничего, кроме самых общих предположений.
Остаются две наиболее вероятные версии.
Первая из них, принятая большинством специалистов, восходит к одной публикации позапрошлого века. Некий С.А. Вятка составил «Историю рода Рязанцевых» (1884). Там, среди прочего, сообщалось: на одной из вятских икон сохранилась древняя надпись, из которой следует, что в 1607 году патриарх Гермоген благословил иконой «зятя своего Корнилия Рязанцева» — посадского человека на Вятке. Отсюда следует: скорее всего, и сам святитель происходил из рода посадских людей, иначе говоря, ремесленников или торговцев. Данную версию поддержали прежде прочих С.Ф. Платонов и П.Г. Васенко, а затем множество других историков. Самое общее значение ее Васенко высказал в двух словах: «Скорее всего, знаменитого патриарха следует считать человеком из народа»>{27}.
К данному мнению присоединяется и автор этих строк. Темпераментный сын небогатого купца или ремесленника из провинции вполне мог пуститься в приключения с казаками, а потом, отвязавшись от авантюристических дел юности, встать на духовную стезю. Ничего странного, ничего невозможного. А вот выход поповича в казаки помыслить труднее. Могло быть, да. Куда только не срываются удалые сыновья примерных отцов! Но вероятность подобного поворота — ниже.
С. Кедров попытался примирить две версии, изложенные здесь последними: «С достоверностию можно заключить только одно, что патриарх происходил из среднего класса и, может быть, из духовного»
В Московской Зоне появилось неизвестное существо – сверхбыстрое, сверхсильное и смертельно опасное. То ли человек, то ли мутант – информация отсутствует. Известно только, что оно легко убивает опытных сталкеров, а само практически неуязвимо. И именно с этим монстром придется столкнуться проводнику научных групп военсталкеру Тиму и его друзьям – всего лишь слабым людям…
В судьбе России второй половины XV—XVII столетий смешаны в равных пропорциях земля и небо, высокое и низкое, чертеж ученого дьяка, точно передающий линии рек, озер, лесов в недавно разведанных землях и житие святого инока, первым поселившегося там. Глядя на карту, нетрудно убедиться, что еще в середине XV века Московская Русь была небольшой, бедной, редко заселенной страной. Но к началу XVI века из нее выросла великая держава, а на рубеже XVI и XVII столетий она превратилась в государство-гигант. Именно географическая среда коренной «европейской» Руси способствовала тому, что в XVI—XVII веках чрезвычайно быстро были колонизированы Русский Север, Урал и Сибирь.
Во времена Ивана Грозного над Россией нависла гибельная опасность татарского вторжения. Крымский хан долго готовил большое нашествие, собирая союзников по всей Великой Степи. Русским полкам предстояло выйти навстречу врагу и встать насмерть, как во времена битвы на поле Куликовом.
Многим хотелось бы переделать историю своей страны. Может быть, тогда и настоящее было бы более уютным, более благоустроенным. Но лишь нескольким энтузиастам выпадает шанс попробовать трудный хлеб хроноинвэйдоров – диверсантов, забрасываемых в иные эпохи. Один из них попадает в самое пекло гражданской войны и пытается переломить ее ход, обеспечив победу Белому делу. Однако, став бойцом корниловской пехоты, отведав ужаса и правды того времени, он все чаще задумывается: не правильнее ли вернуться и переделать настоящее?
Молодой сталкер Тим впервые в Зоне. И не удивительно, что его стремятся использовать как отмычку циничные проходимцы. Но удача новичка и помощь таинственного сталкера-ветерана помогают Тиму выйти невредимым из смертельной передряги. Итак, Тим жив, но вокруг него — наводненная опасными мутантами Зона, Зона-людоед, Зона-поганка… Сможет ли Тим выжить? Сумеет ли выполнить важную миссию в составе группы эскорта?
Федор Иванович занимает особое место в ряду русских монархов. Дело не только в том, что он последний представитель династии, правившей Россией более семи столетий. Загадка царя Федора не давала покоя ни его современникам, ни позднейшим историкам. Одни видели в нем слабоумного дурачка, не способного к управлению страной. Для других (и автор книги относится к их числу) царь Федор Иванович — прежде всего святой, канонизированный Русской церковью, а его внешняя отгороженность от власти — свидетельство непрестанного духовного служения России.
В книге рассказывается об оренбургском периоде жизни первого космонавта Земли, Героя Советского Союза Ю. А. Гагарина, о его курсантских годах, о дружеских связях с оренбуржцами и встречах в городе, «давшем ему крылья». Книга представляет интерес для широкого круга читателей.
Со времен Макиавелли образ политика в сознании общества ассоциируется с лицемерием, жестокостью и беспринципностью в борьбе за власть и ее сохранение. Пример Вацлава Гавела доказывает, что авторитетным политиком способен быть человек иного типа – интеллектуал, проповедующий нравственное сопротивление злу и «жизнь в правде». Писатель и драматург, Гавел стал лидером бескровной революции, последним президентом Чехословакии и первым независимой Чехии. Следуя формуле своего героя «Нет жизни вне истории и истории вне жизни», Иван Беляев написал биографию Гавела, каждое событие в жизни которого вплетено в культурный и политический контекст всего XX столетия.
Народный артист СССР Герой Социалистического Труда Борис Петрович Чирков рассказывает о детстве в провинциальном Нолинске, о годах учебы в Ленинградском институте сценических искусств, о своем актерском становлении и совершенствовании, о многочисленных и разнообразных ролях, сыгранных на театральной сцене и в кино. Интересные главы посвящены истории создания таких фильмов, как трилогия о Максиме и «Учитель». За рассказами об актерской и общественной деятельности автора, за его размышлениями о жизни, об искусстве проступают характерные черты времени — от дореволюционных лет до наших дней. Первое издание было тепло встречено читателями и прессой.
Дневник участника англо-бурской войны, показывающий ее изнанку – трудности, лишения, страдания народа.
Саладин (1138–1193) — едва ли не самый известный и почитаемый персонаж мусульманского мира, фигура культовая и легендарная. Он появился на исторической сцене в критический момент для Ближнего Востока, когда за владычество боролись мусульмане и пришлые христиане — крестоносцы из Западной Европы. Мелкий курдский военачальник, Саладин стал правителем Египта, Дамаска, Мосула, Алеппо, объединив под своей властью раздробленный до того времени исламский Ближний Восток. Он начал войну против крестоносцев, отбил у них священный город Иерусалим и с доблестью сражался с отважнейшим рыцарем Запада — английским королем Ричардом Львиное Сердце.
Автору этих воспоминаний пришлось многое пережить — ее отца, заместителя наркома пищевой промышленности, расстреляли в 1938-м, мать сослали, братья погибли на фронте… В 1978 году она встретилась с писателем Анатолием Рыбаковым. В книге рассказывается о том, как они вместе работали над его романами, как в течение 21 года издательства не решались опубликовать его «Детей Арбата», как приняли потом эту книгу во всем мире.
Сергея Есенина любят так, как, наверное, никакого другого поэта в мире. Причём всего сразу — и стихи, и его самого как человека. Но если взглянуть на его жизнь и творчество чуть внимательнее, то сразу возникают жёсткие и непримиримые вопросы. Есенин — советский поэт или антисоветский? Христианский поэт или богоборец? Поэт для приблатнённой публики и томных девушек или новатор, воздействующий на мировую поэзию и поныне? Крестьянский поэт или имажинист? Кого он считал главным соперником в поэзии и почему? С кем по-настоящему дружил? Каковы его отношения с большевистскими вождями? Сколько у него детей и от скольких жён? Кого из своих женщин он по-настоящему любил, наконец? Пил ли он или это придумали завистники? А если пил — то кто его спаивал? За что на него заводили уголовные дела? Хулиган ли он был, как сам о себе писал, или жертва обстоятельств? Чем он занимался те полтора года, пока жил за пределами Советской России? И, наконец, самоубийство или убийство? Книга даёт ответы не только на все перечисленные вопросы, но и на множество иных.
Судьба Рембрандта трагична: художник умер в нищете, потеряв всех своих близких, работы его при жизни не ценились, ученики оставили своего учителя. Но тяжкие испытания не сломили Рембрандта, сила духа его была столь велика, что он мог посмеяться и над своими горестями, и над самой смертью. Он, говоривший в своих картинах о свете, знал, откуда исходит истинный Свет. Автор этой биографии, Пьер Декарг, журналист и культуролог, широко известен в мире искусства. Его перу принадлежат книги о Хальсе, Вермеере, Анри Руссо, Гойе, Пикассо.
Эта книга — наиболее полный свод исторических сведений, связанных с жизнью и деятельностью пророка Мухаммада. Жизнеописание Пророка Мухаммада (сира) является третьим по степени важности (после Корана и хадисов) источником ислама. Книга предназначена для изучающих ислам, верующих мусульман, а также для широкого круга читателей.
Жизнь Алексея Толстого была прежде всего романом. Романом с литературой, с эмиграцией, с властью и, конечно, романом с женщинами. Аристократ по крови, аристократ по жизни, оставшийся графом и в сталинской России, Толстой был актером, сыгравшим не одну, а множество ролей: поэта-символиста, писателя-реалиста, яростного антисоветчика, национал-большевика, патриота, космополита, эгоиста, заботливого мужа, гедониста и эпикурейца, влюбленного в жизнь и ненавидящего смерть. В его судьбе были взлеты и падения, литературные скандалы, пощечины, подлоги, дуэли, заговоры и разоблачения, в ней переплелись свобода и сервилизм, щедрость и жадность, гостеприимство и спесь, аморальность и великодушие.